Шрифт:
Закладка:
Для начала его обвинили в том, что он не проверял снадобья, которые давали государю. Как глава Аптеки, Матвеев сам ввел правило, по которому должен был выпивать остатки лекарственных снадобий, приготовленных царю. Это происходило при множестве свидетелей, и доказать обратное клеветникам не удалось. Артамон Сергеевич проявил себя в этих условиях исключительно флегматичным. Он обстоятельно письменно отвечал на все запросы следователей, которым не получилось подловить его на неряшливости.
Интриги на этом не закончились. Царь Федор был человеком болезненным и мнительным. Он с детства был зависим от консультаций докторов, а соответственно хорошо понимал риски контактов с нечистой силой. Матвеев слыл грамотеем, который обучал сына иностранным языкам и собирал книги. Понятно, что его увлечения можно было счесть проходящими по грани дозволенного. Расследования деятельности Матвеева в качестве главы Аптекарского приказа привело к обвинениям боярина в колдовстве и чернокнижничестве. Донос подал один из иностранных лекарей – хирург Давыд Берлов, нанятый только летом 1674 г. Лечил якобы этот лекарь как-то матвеевского «карла Захарку», который рассказал ему будто видел, как Артамон Сергеевич «у себя в домишке в палате с Стефаном Доктором чли черную книгу», а потом туда «пришло к нам в палату нечистых духов множество». В показаниях даже указано краткое описание этого издания: «книга вполдесть», «а толщиною пальца в три» – огромная и толстая. Также отмечалось, что эту «черную книгу, запершись чли» Матвеев с Николаем Спафарием, переводчиком Посольского приказа, уроженцем Молдавии, который в момент расследования находился с миссией в Китае. Спафарий был участником «строения» лицевых книг в 1672–1675 гг., организованного Матвеевым, а потом познакомил боярина с астрологической литературой и даже учил латинскому языку. Доктор Стефан фон Гаден был евреем из Бреслау, который в России выслужился из парикмахеров до высокооплачиваемого лекаря, хотя никаких университетов не кончал. С 1659 г. он уже на службе в Аптекарском приказе, где постепенно повышал свой статус. Его почитали защитником еврейской диаспоры Москвы, хотя сам он вскоре принял православие. Тем не менее известно, что он и его супруга сохраняли близкие связи с родственниками в Польше, которые нередко их навещали.
О причастности колдовству высокопоставленных чиновников было назначено следствие. Направлявшегося в Верхотурье Матвеева нагнали в устье Камы в Лаишеве. 25 ноября 1676 г. ему устроили обыск, выспрашивая какую-то «книгу лечебную». Ничего не нашли, но арестовали и отправили в Москву его людей – «Ивашку Еврея» и «Захарку карла». Самого Матвеева препроводили в Казань до выяснения обстоятельств. Там распоряжался воевода И. Б. Милославский, который обеспечил прежнему фавориту соответствующее содержание. Находящегося под обвинением в колдовстве Матвеева поместили «за крепкие приставы и караул», а также запретили посещать церковь. Только 24 марта 1677 г. отдельным указом его пустили «к церкве к божественному пению ходить».
Почти в те же дни, что челобитная Берлова, 1 декабря 1676 г. поступил донос стольника Ф. Т. Зыкова на некоего холопа Михаила Свашевского, который держал у себя «черные книги», которые списаны «с тех, каковы были у боярина у Артемона Сергеевича Матвеева». Начался еще один колдовской процесс. При обыске искали «тетраде лечебные и заговоры». Был выявлен какой-то вологодский гость Гаврила Мартынов Фетиев, который «Артемону черные книги давал и учил». Сам Гаврила на пытке все отрицал и оказался неграмотным, что отметили в отчете: «…роспрашиван с великим пристрастием, а в роспросе сказал, что он не чернокнижник и черных книг у него никаких нет и не бывало, и грамоте он не умеет, и Артемона Сергеевича черным книгам не учивал и чорной книги ему не давывал, и Артемон ево братом не называл и за ним он ничего не знает». Были допрошены и многие другие, которые порой, «не стерпя пытки», боярина оговаривали, но потом от слов отказывались. В итоге до привлечения к делу Матвеева не дошло, а приговор 6 февраля 1677 г. предполагал казнь лишь Свашевского.
Матвеев при этом не бездействовал, но заваливал Москву челобитными – он несколько раз писал царю, патриарху и боярам, пытаясь отвести клевету. В одном из текстов, в частности, отметил неуникальность воздвигнутых на него обвинений: «При великом государе царе и великом князе Михаиле Феодоровиче такожде ненависти ради подкинули письмо воровское на боярина Илью Даниловича Милославского, будто он имеет у себя перстень волшебный думного дьяка Грамотина, и по тому воровскому письму немного не пришел в конечное разорение: был за приставом многое время, животы пересмотриваны и запечатаны были, и ничего не найдено… и за свою невинность освобожден… А при великом государе царе и великом князе Алексее Михайловиче також-де завистию и ненавистию извет был составной же и наученой о волшебстве на боярина Семена Лукьяновича Стрешнева, и за тот извет страдал невинне, честь была отнята и сослан был в Вологду, а животы и поместья и отчины и дворы не отняты. Да и на многих, великий государь, таких воровских писем было, а на иных и в смертном страху были… А и я, холоп твой, от ненавидящих и завидящих при отце же твоем государеве великом государе немного не пострадал такожде воры, составя письмо воровское подметное, кинули в грановитых сенех и в проходных и хотели учинить Божией воле и отца твоего государева намерению и к супружеству – второму браку препону, а написали в письме коренья».
В придворной борьбе XVII в. чародейство было самым частым обвинением, которое коснулось самых влиятельных представителей русской знати, подобно И. Д. Милославскому, вскоре ставшему государевым тестем, и С. Л. Стрешневу, родному брату царицы. Не обошел его А. С. Матвеев, но сумел довольно быстро избавиться, хотя и с потерями. В Верхотурье его уже не пустили. В июне 1677 г. ему объявили о лишении боярского чина, конфискации имений и вечной ссылке в Пустозерск[355]. Затем последовали многочисленные другие преследования и