Дан Марк поднял брови.

– Сидеть и помнить, что я у себя дома не хозяин?

– Нет. Ставить интересы поместья на первое место, что и будет должным образом и отражено, и оценено его величеством. Равно как и ваша беспристрастность.

Дан Марк только головой качнул.

– Я надеялся на другое, дан Рокко.

– Понимаю. Но еще раз повторюсь, дан Марк, разговор этот должен состояться не сейчас, а через год. А пока… скажите мне, то, что рассказывала дана Адриенна, – правда?

– Я не знаю, что именно она рассказывала.

– Она занимается лошадьми? Выбирает их, покупает, определяет, кого и с кем скрещивать?

– Да.

– Благосостояние вашего замка держится на торговле скотом?

– Лошадьми в основном. Но да, у нас хорошие лошади, у нас козы… мы вычесываем их, торгуем вещами из пуха…

– Адриенна мне и об этом рассказала.

И о том, как все начиналось. И как ее мать восхитилась в свое время пуховыми козлятами, и как теперь этих коз небольшое стадо, и про многое другое…

Лошади более прихотливы, их не так много. А вот козы, птица, рыбные пруды…

Поля в СибЛевране не разглядишь, не та местность, но сделанное вызывало уважение. И как понял дан Рокко, сначала этим занималась эданна Рианна, а потом ее дочь, когда подросла. Дан Марк хорошо торговал, но и только.

Мало ведь продать-купить. Это важно, но надо еще, чтобы кто-то товар вырастил, вычесал, спрял… да много чего в данном случае надо.

Дан Марк скривился.

– Да, это верно.

– На дане Адриенне держится благосостояние поместья. На эданне Сусанне – ничего. Полагаю, она с радостью начнет разбираться в делах СибЛеврана, и тогда…

Дан Марк понял. И поскольку дураком он все же не был, решил более не настаивать.

– Хорошо, дан Рокко. Я принимаю вашу позицию.

– А я скажу так, дан Марк. Я думаю, через год многое изменится. И мы с вами еще поговорим.

– Я запомню эти слова, дан Рокко.

Распрощались мужчины не то чтобы дружески, но и не врагами. И дан Марк отправился в свои покои.

Ему многое предстояло объяснить супруге.

* * *

Оказывается, очень тяжело жить, когда рядом есть кто-то ненавистный. В обоих смыслах этого слова. И когда ты ненавидишь, и когда тебя ненавидят…

Адриенна себя чувствовала отвратительно. Всю жизнь она росла в атмосфере любви и одобрения. Отец ее любил… да, теперь уже навсегда в прошедшем времени.

Рози ее любила, да и любит.

Слуги к ней относились замечательно. А что сейчас? А сейчас – вот… сложности!

Дело в том, что Адриенна через пять лет отсюда уедет. Навсегда. И что тут будет, и как тут будет… раньше-то понятно, она хозяйка, выйдет замуж, сюда и мужа приведет… хозяйке угождать надо.

А кто станет хозяйкой теперь?

Эданна Сусанна, в отличие от девочки, весьма успешно начала позиционную войну. Здесь пара слов, там намек, тут улыбка… и вот уже Адриенну встречают настороженно. И вот уже улыбки сменяются подозрительными взглядами.

А как это – когда ты привыкла, что тебя любят?!

Больно.

Не столько от отношения, сколько от понимания, что это – БЫЛО. Оно ж не на пустом месте выросло, значит, внутри человека так и было. И по головке ее гладили не потому, что она Адриенна, а потому, что она – хозяйка СибЛеврана.

Рози оставалась единственной, кому можно было поплакаться. Она утешала Адриенну, успокаивала:

– Да вы не переживайте так, дана. Вы ж хозяйка…

– А слушаются – эту тварь!

– Не без того. Ну так для всех же ваш отец главный, а она его супруга.

– И что мне делать?

– Да ничего. Со временем все образуется, просто потерпите…

Легко сказать – потерпите…

А терпеть – легко?! Вы сами-то пробовали? Даже падре Санто – и тот повелся на открытые сиськи! Смотрел в вырез наглой бабе так, словно там бог весть какое сокровище, и к ручке прикасался ласково, и на Адриенну поглядел… да, неодобрительно!

Еще и попробовал завести речь о том, что нельзя быть эгоисткой. Нельзя только о себе думать, надо за отца порадоваться, ему такое счастье привалило наконец-то, а она, дочь неблагодарная…

Адриенна пару минут подумала.

Исповедаться? Нет?

Это же падре Санто! Он ее с детства знает, он ее крестил, он… а КАК она ему сможет все рассказать? О СибЛевранах, о Моргане, о черных розах, о помолвке… как?!

И что с ней после такого будет?!

Адриенна поднялась со скамьи, на которой сидела и ожидала.

– Простите, падре, мне не в чем исповедаться.

– Чадо! – ахнул падре. Раньше Адриенна улыбалась, рассказывала ему о своих детских грешках… ну кто ж из детей не шалил? Кто не нарушал правила? Это жизнь, без этого и ребенка-то не будет.

А вот сейчас…

Падре протянул руку, хотел что-то сказать… Его остановил ледяной блеск синих глаз.

– Падре, Он – беспристрастен.

Девочка вышла, держа голову, словно королева. И падре Санто вдруг стало стыдно. Дураком он не был, чего уж там. Много чего насмотрелся, много навидался, в том числе и вот таких баб, как эта Сусанна. Что бы она ни плела, половину он распознал враньем.

А все же…

Не подумал он о девочке. Подумал он о дане Марке. Вот как ему-то? Подумал, понял, посочувствовал – и поставил его интересы вперед интересов Адриенны. Вот если девочка попробует найти общий язык с эданной… а по-простому, прогнется под ее интересы, поместье ей отдаст, денег даст… тогда эданна родит дану Марку сына, и окрестит его падре Санто, и приезжать сюда будет из года в год, словно ничего и не поменялось, даже когда Адриенна уедет навсегда…

А это – хорошо?! Падре стало стыдно. Но поздно.

Судя по ледяному синему взгляду, его уже не простят. Не смогут.

А что пару часов спустя Адриенна плакала в саду… а этого никто не видел. Значит, и не было ничего. И глаза почти не покраснели… Точно – не было!

* * *

– Сядь, дорогой мой.

Леонардо послушно сел в кресло. Поглядел на мать вопросительно.

– Что случилось? Я хотел по окрестностям проехаться…

– Пф-ф-ф-ф, окрестности. Можешь не спешить, тут, кроме идиотских гор и дурацких лесов, ничего и нет, – скривила губы эданна. Действительно, ближайший город был в нескольких днях пути. Деревня – сутки. Вот как тут жить благородным людям?

Чем себя развлечь? Свиней, что ли, на скотном дворе, пересчитывать? Или с лошадьми, как эта нелепая девица, возиться?