Шрифт:
Закладка:
Владимир Андреевич одобрил предложение Мирона, и мы отправились в очередное воскресенье в длительную командировку по полям и весям двух районов. Эффект и правда получился неплохой – и по оперативности, и по убедительности публикуемых материалов как горячие пирожки к обеду. Это заметили и в городском, и в районном комитетах партии, и из крайкома пришло одобрение редактору. Ну, а мы с Мироном за неделю всего просто вымотались вдрызг. Зато мы своим примером основательно взбодрили и заведующего сельхозотделом редакции Олега Ивановича Лесневского, и работающую под его руководством Лену Лукину.
А я всё больше входил во вкус журналистской работы, часто сам выбирал себе темы, хотя я числился официально литработником отдела промышленности под руководством Саши Свешниковой, но она никакого «руководства» мною не осуществляла, отдав меня на волю волн моих интересов и вкусов. Поэтому и писал я на самые разные темы – и на партийные, и на экономические, и о рабочих города, и о тружениках села, о работниках клубов и школьных учителях, причём во всех газетных жанрах. И, что самое главное, меня никто не ограничивал в выборе тем, а мои материалы уже никто не правил, и шли они на полосы газеты в первозданном виде из-под моего пера. Честное слово, это очень редкая и дорого стоящая привилегия: в нашей редакции, например, Мирон Бунин правил даже передовицы редактора, а вот меня уже через полгода работы не правил и редактор. Работалось легко и радостно от уверенности, что, наконец-то, я нашёл то, что так долго и терпеливо искал путём проб и ошибок. И меня уже узнавали люди и в городе, и на селе. От этого было ещё приятнее на душе, хотя никогда и никоим образом ни перед кем я не кичился этим неожиданным приобретением.
В середине сентября 1964 года я был принят в партию, и это обстоятельство ещё больше укрепило меня в уверенности, что нахожусь на верном пути. Казалось, всё складывалось ладом. Не испортило настроения неожиданное снятие с высокого поста главного «строителя коммунизма» Никиты Сергеевича Хрущёва, случившееся в октябре, хотя до обещанного им коммунизма оставалось вроде бы всего шестнадцать лет. По-моему, никто даже не посожалел о том, что окончательная дата построения этого общества, полного благоденствия, вновь затерялась где-то в туманной дали, за горизонтом. Посудачив несколько дней по этому поводу, мы все снова занялись своими обыденными делами. А заступившего на его место Леонида Ильича Брежнева всё же встретили с неподдельным интересом и даже с некоторой надеждой на лучшее: на первых порах он импонировал людям гораздо больше, чем тот недавний кукурузный радетель.
Год приближался к завершению, заканчивалась и пора подписки на газеты и журналы на грядущий год. И, как обычно в это время, в редакциях всех СМИ страны начиналась некоторая суматоха, вызванная желанием повысить интерес читателей к своим изданиям и за счёт этого обеспечить рост тиража. А добиться этого можно только с помощью публикации наиболее интересных и острых по содержанию материалов. Этим испытанным способом газетчиков решил воспользоваться и наш редактор вкупе с ответственным секретарём. В общих чертах эту проблему обсудили на очередной летучке, а затем каждый из пишущих в редакции был приглашён по одному в редакторский кабинет и получил от шефа и «начальника штаба» конкретное направление в этой работе, с учётом творческих способностей исполнителей заданий. И мы с азартом включились в соревнование друг с другом.
Мне выпал жребий – ехать в Иннокентьевку, третий раз в моей жизни. Как я уже рассказывал, первый раз я приходил туда на лыжах с одноклассниками ещё в далёкие школьные годы. Второй раз – осенью 1961 года, когда попробовал там начать профессию педагога. И вот третий раз, но теперь уже со специальным заданием редакции: сделать серию публикаций под общей рубрикой «Письма из Иннокентьевки», основанных на письмах и устных сигналах из этого села, в последние месяцы приходящих в редакцию и довольно противоречиво характеризующих директора плодоводческого совхоза и члена Кировского райкома партии Евтина. И в самом деле, этот неординарный человек мог с полным правом гордиться, что всего за несколько лет смог на бывших полях захудалого колхоза, надёжно закрытых от северных ветров грядой высоких сопок и щедро обогреваемых с южной стороны жарким летним солнцем, создать крупное плодоводческое предприятие. В пойме Уссури, прямо напротив Шмаковского курорта, на пологих южных склонах сопок, на заброшенных бывших колхозных полях, заросших уже бурьяном, появились десятки гектаров плодовых садов, занятых районированными сортами яблоневых, грушевых, сливовых, абрикосовых деревьев и различных ягодников, в том числе и очень популярной в Приморье войлочной вишни. Жители таёжного села получили интересную работу и стабильную заработную плату. Но эти плюсы в деятельности директора в последние годы стали всё чаще перечёркиваться поведенческими минусами его характера. В результате из талантливого организатора, умеющего легко зажечь людей на добрые новые дела, он всё заметнее начал превращаться в этакого князька с деспотическими манерами управления людьми, оскорбляющими и унижающими не только рядовых работников, но и грамотных специалистов, руководителей местных общественных организаций и, что особенно неприятно, ветеранов села, вынужденных иногда обращаться к нему с какой-нибудь просьбой по чисто житейским проблемам.
Три дня я провёл в этом селе, вместе с директором объездил все совхозные сады, уже припорошённые первым снегом. Он мне подробно рассказывал, как это всё создавалось, через какие трудности пришлось пройти, честно поведал и о своих диктаторских методах управления коллективом, особенно подчёркнуто постоянно заявляя о манере завершения текста любого своего приказа сакраментальной и сугубо канцелярской фразой: «Я и моё решение». Потом я беседовал с секретарём партийной организации и одновременно
