Видя то и полагая, что уже разгорелась битва, подошли те из гномов, кому не удалось отплыть и на чью долю выпал пеший путь вдоль берега; поспешили они зайти сзади солосимпи и, внезапно напав на них возле врат Гавани, убивали их безжалостно или сбрасывали в море; и так впервые гибли эльдар от оружия своих сородичей, и было сие деянием страха. Премного было число солосимпи, что пали, и немало пало гномов, ибо тяжкий бой пришлось им вести, чтобы пробиться обратно с узких троп по вершинам утесов, потому что многие эльфы прибрежного народа, услышав шум битвы, собрались позади них.

Но, наконец, все свершилось, все корабли вышли в открытое море, нолдоли последовали далее, но разбиты маленькие светильники, и темна стала Гавань и очень тиха, если не считать лишь слабого звука плача. Подобны сему были все деяния Мэлько в этом мире.

Теперь же говорит сказание, что, пока плакали солосимпи и боги продолжали обыскивать равнину Валинора или сидели в унынии под погубленными Древами, прошло немало времени, что было временем мрака, в течение коего страдал народ гномов от тягот величайших, и все, чего есть в мире недоброго, одолевало их. Ибо одни шли бесконечно долго вдоль берега, покуда не померк и не забылся оставшийся далеко позади Эльдамар, и чем дальше к северу, тем все более дикими и непроходимыми становились места; но корабли держались поблизости, не отходя далеко в море, и шедшие по берегу нередко видели их сквозь сумрак, ибо корабли медленно плыли в тех тяжких водах.

Обо всех скорбях, что сопровождали нолдоли на том пути, не знаю я всего, и никто того не рассказывал, ибо дурная была бы то повесть, и хотя могут гномы поведать о тех днях подробнее, нежели я, все же весьма не любят они останавливаться на горьких событиях того времени и не часто тревожат память о них. Но все же слышал я, что говорится…

Здесь заканчивается вставленный фрагмент, и мы возвращаемся к исходному тексту, набросанному карандашом:

…будто никогда бы не совершили они ужасного перехода через Квэркаринга[прим.3], будь они уже подвержены усталости, недугам и множеству немощей, что после, вдали от Валинора, стали их уделом. Но благословенная пища богов и их питье еще не иссякли в жилах нолдоли, и были они наполовину божественны — но не имели они лимпэ, дабы унести с собою, ибо лишь много после того было сие питье дано фэери, во времена Похода Освобождения; и бедствия мира, что отравил присутствием своим Мэлько, вскоре пали на них.

— Однако, если простишь ты мне, что прерываю рассказ твой, — рек Эриол, — что значат слова твои — «ужасный переход через Квэркаринга»?

— Знай же, — молвил Линдо, — что побережья Эльдамара и взморья, что тянутся дальше, на север, после широкой гавани Копас поворачивают на восток, так что после бессчетных миль, дальше даже на север, чем Железные Горы, возле пределов Ледяных Царств Великое Море из-за того, что берега Великих Земель выгнулись к западу, сузилось до неширокого пролива. Пересекать воды эти весьма опасно, ибо полно там лихих течений и водоворотов ужасной мощи, и плавают там ледяные острова, сталкиваясь друг с другом и раскалываясь со страшным грохотом и давя и больших рыб, и суда, если они осмелятся заплыть сюда. Однако в те дни узкий перешеек, после разрушенный богами, тянулся от западной земли почти до самого восточного берега, но был он, однако, нагромождением снега и льда [?высившегося словно колонны] и изобиловал расщелинами и утесами, а потому — почти непроходим;

то был Хэлькараксэ, или Ледяной Клык[прим.4], — все, что осталось от древних и страшных льдов, ползших через край сей до того, как закован был Мэлько и север оттаял, а здесь льды удержались из-за того, что море сужалось и пролив [?загромождали] ледяные острова, плывшие с севера, куда отступила зима. Полоска же воды меж краем Ледяного Клыка и Великими Землями называлась Квэркаринга, или Студеная Пучина[прим.5].

Воистину, знай Мэлько об отчаянной попытке гномов пересечь сей пролив, он, должно быть, погубил бы их всех в этом дурном месте или сделал бы еще, что пожелал, но многие месяцы прошли с тех пор, когда сам он бежал — как случилось — тем же самым путем, и был теперь уже далеко. Верно ли говорю я, о Румиль, обо всем этом?

— Поведал ты правдивый рассказ, но не помянул о том, — молвил Румиль, — что прежде, чем достигли они Хэлькараксэ, прошло их воинство мимо места, где обыкновенно причаливает Морниэ, ибо туда спускается из лежащего глубоко в горах Мандоса крутая и извилистая тропа, по которой пройти должны души, кои Фуи посылает в Арвалин[прим.6]. Там узрел их служитель Вэфантура и, спросив, что может значить странствие сие, просил их возвратиться, но они ответили презрительно, и посему он, стоя на высокой скале, громко заговорил, обращаясь к ним, и голос его долетел даже до кораблей, плывших по волнам; и предсказал он им множество злоключений, что позднее случились с ними, остерегая их от Мэлько, и напоследок рек: «Велико падение Гондолина», и никто его не понял, ибо Турондо, сына Нолэмэ[прим.7], не было еще на свете. Но мудрецы запомнили изреченное им, ибо Мандос и весь народ его имеют силу пророчества, и слова те долго берегли нолдоли в памяти как Пророчество Амноса, ибо так в то время называлось место, где были они произнесены, а ныне то Ханстованэн[прим.8], или Причал Морниэ.

После того медленно двинулись нолдоли далее, и когда показался впереди ужасный перешеек Хэлькараксэ, иные были за то, чтобы перевезти все воинство, часть за частью, на кораблях через море, предпочитая попытать удачу в опасных водах, нежели искать проход через неверные трещины и расселины во льдах. Сие они попытались сделать, и огромный корабль был потерян вместе со всеми бывшими на борту из-за страшного водоворота в заливе возле того места, где Хэлькараксэ брал свое начало от западного материка; а водоворот тот порой кружится как огромная воронка и издает громкий стенающий рев, слышать который ужасно, и все, что ни приблизится к этому водовороту, поглощается его чудовищными глубинами и сокрушается обломками льда и камнями; а название этого водоворота — Вируин. Посему пребывают нолдоли в великой печали и замешательстве,