Я сильнее зажмурился, чтобы не дать вырваться начавшим скапливаться непрошенным слезам. Мужчины не плачут… при свидетелях. Единственные, кому мужчина может показать свои слёзы — это родители и жена. Жены здесь у меня нет, а родители… не те у меня с ними отношения. Одна чуть не утопила, другой чуть досмерти не забил. Какие им слёзы? Так что, нет — надо напрячься, сильнее зажмурить глаза и удержать свои эмоции в себе.

— Возвращайся, Матвей! Возвращайся! — снова прошептал я сквозь стиснутые зубы. — С Тверскими я порешаю, ты только возвращайся…

Потом я отнял свой лоб от его лба и разогнулся. Посмотрел на потолок, пережидая особенно сильную резь в уголках глаз, провёл по ним левой рукой, правой сильнее сжал кисть Матвея.

— Возвращайся, братишка, возвращайся, — повторил я. Потом отпустил руку, поправил причёску брата, поправил его одеяло, встал со стула посетителя и направился на выход из палаты. К сожалению, здесь я больше ничего не мог сделать. Не Целитель я.

На выходе меня как-то повело, в теле появилась непонятная слабость, а в голове и груди возникли знакомые «предполётные» или «постнокаутные» ощущения. Я схватился рукой за дверной косяк, пережидая их. Наверное, слишком долго сидел и слишком быстро встал, да ещё расчувствовался, вот давление и скакнуло — бывает.

Но, минутная слабость прошла, я отлип от косяка и, кивнув сопровождающему, ждавшему у дверей палаты, более не оборачиваясь, пошёл обратно к вертолёту вместе с Мари, что уже пристроилась слева от меня.

В ногах ещё чувствовалась некоторая тяжесть и лёгкая дрожь, но уже меньше. Да и плевать на неё! Надо было взбодриться, взять себя в руки и готовиться к предстоящему празднованию. Ведь это, к сожалению, нынче не мой праздник. Нет — это официальное явление меня миру в качестве нового Дворянина, нового Одарённого в Семье Долгоруких. Мероприятие будет максимально освещено в прессе. Уверен — там будут просто толпы журналистов. А ещё представители всех соседских Княжеских Родов. Не праздник мне предстоял, а работа. Тяжёлая, и не слишком приятная… А ведь ещё и отец… с которым придётся стоять и улыбаться под камеры. Да уж, не до слабости тут. Совсем не до слабости.

* * *

Глава 29

* * *

Кремль большой. В каких-то городах, это, может быть, и не так, но в Москве — он большой. И Кремлёвский Дворец — очень не маленькое сооружение. Есть где разгуляться и развернуться. Ну и по дороговизне и богатству обстановки в нём, он точно не уступает Лицею. Здесь тоже: и паркет, и мрамор, и золото, и свет, и витражи, и статуи с картинами, и высота потолков, и количество залов с комнатами — ничуть он не уступал, ни в одном параметре. Да, было бы и удивительно, будь иначе: всё ж, одно из самых богатых и сильных Княжеств Империи, по размерам и силе иные Европейские Королевства превышающее.

Так что: блеск, шампанское, живая музыка, дамы, кавалеры… А вот журналистов, кстати, оказалось гораздо меньше, чем я думал. Всего четыре или пять команд, состоящих из оператора, фотографа и непосредственно журналиста. Причём, все они вели себя очень тихо, скромно, старались изо всех сил сделать так, чтобы казалось, что их вообще нет: к гостям с микрофонами не лезли, ничего не комментировали, фотографии делали тихо и без вспышки.

Несколько необычное для меня поведение их братии. Хотя? Возможно, что особенности этой профессии сильно зависят от особенностей мира? Здесь-то СМИ — это не «Четвёртая власть». Они здесь вообще не Власть. Вся Власть здесь у тех, у кого Сила. Или… я снова чего-то ещё не понимаю.

Гости. Их, вроде бы, было много. Даже очень много: десятки, возможно даже переваливающие за сотню. Но, это в целом. Во всём Дворце. Но в том зале, где проходило основное действо, было всего человек двадцать: Семья Долгоруких в неполном сборе (Матвей в больнице, Джун Долгорукая в своих покоях с новорожденным Владимиром, которому ещё рано на такие шумные мероприятия, Андрей и Сергей — на границе Польши, где, кстати, и отец должен был находиться, но Князь — это фигура особая, ему сразу много где находиться надобно, вот он и перемещается), одна тройка журналистов, Мари со своим отцом, Лена Тверская со старшим братом, Черниговский Иван, представители Княжеских Родов Смоленского, Тульского, Владимирского, Ярославского Княжеств — соседи, куда ж без них. Не лично Князья — не того масштаба мероприятие, всё-таки, но старшие и средние сыновья — тоже далеко не последние люди. Были несколько представителей и чуть более дальних Княжеств, с нашим непосредственно не граничащих, таких, как Тамбовское, Липецкое, Воронежское… А ещё присутствовал представитель Императорской Семьи, старший сын Императора Бориса Ивановича Василий Борисович. Угу, тот самый, из-за сорвавшегося покушения на которого, я сколько-то там дней в белой комнате просидел на допросах у Охранки.

В этом зале были они лично. А вот свита, Дружинники и всякие сопровождающие как раз и рассредоточились по всему остальному Дворцу, где тоже не скучали, так как им там и столы накрыты были, и музыка играла, и танцы обеспечены были, и игровые комнаты с картами, бильярдом, новейшими игровыми консолями и здоровенными плазменными панелями — каждому своё, как говорится. Правда, насколько я понял, имелись тут и комнаты, в которые журналистам вход строго настрого запрещён был, а уж там… ещё и… «вещества» были… во всём их разнообразии. Притом, только максимально чистые, дорогие и качественные. Совсем не та дрянь, которой нищеброды на улицах травятся… Как я успел понять, отношение Одарённых Дворян к этой теме довольно… нейтральное. То есть, не больше, чем к пьянству или неуёмному разврату: не одобряется, осуждается, но прямого запрета на употребление нет.

Для меня это было очень странно и непривычно. И, когда я впервые с этой темой здесь столкнулся, это вообще, как дичь совершеннейшая выглядело!

А столкнулся с этим в Лицее. Правда, только в теории: на занятиях по изучению Права. На которых с удивлением узнал, что для Бездарей за хранение, распространение, торговлю и даже личное употребление «веществ» уголовное наказание есть, и довольно жёсткое, а для Дворян даже темы такой нет. Ну, за исключением случаев, когда Дворянин «переступает черту» и начинает заниматься торговлей или распространением этих же «веществ» среди Бездарей. Даже, если это его собственные Бездари, принадлежащие ему и