Марк уже в спальне. Протягивает ей кружку с морсом. Эля всё выпивает, благодарит и остаётся под моим пледом. Одеяло, вставая, друг отбросил на самый край. То ли девушка не захотела за ним тянутся через его тело, то ли всё ещё на него обижена.

Помогаю ей укрыться, но не прижимаю к себе. Не стоит сильнее угревать. Но легко глажу её спину, пока она не засыпает. Мы все засыпаем.

Под утро температура вновь возвращается. Марк сбивает её таблетками и заставляет пить много жидкости. Повторяет процедуру промывки глаз. Больше часа мы снова ждём, пока Эле станет лучше, лишь затем засыпаем сами. Просыпаемся около девяти. Девушка крепко спит, но её лоб уже не такой горячий. Поправляем её плед и выходим на кухню.

О вчерашнем ливне напоминает лишь влажный воздух, врывающийся в окно кухни, когда друг его открывает. На улице ярко светит солнце.

— Я сейчас поеду домой, переоденусь и докуплю нужные лекарства. На обратной дороге заеду за Артёмом. Там, скорее всего, и Комаров подтянется. Посмотрим, как будет себя чувствовать Элина и решим, что делать дальше. А ты пока закажи завтрак, — Марк вновь смотрит на меня. — Не будем говорить, что и ты здесь ночевал. Скажем, что я попросил тебя приглядеть за Элиной, пока ездил в аптеку и за Артёмом.

— Он знает, — в дверях стоит Эля, опираясь о дверную коробку.

Я протягиваю руку, помогая ей присесть на стул.

— Кто, что знает? — уточняет Добровольский.

— Костя догадался, что Артём — сын Артура. Я не стала отрицать. Он мне это вчера ночью сказал.

— И как он к этому отнёсся? — интересуюсь я.

— Сказал, что Артём всегда будет его сыном. Всё же он его растил. И ещё. Наверное, вам тоже нужно это знать, — добавляет девушка. — Костя сказал, что любил Еву. И что сразу, когда я рассказала ему про беременность, он почему-то решил, что ребёнок от тебя, Артур.

Звонит телефон Добровольского. Это подъехало такси.

— Скоро буду, — обещает Марек и выходит на улицу.

Я жду, пока он закроет ворота и вновь включаю сигнализацию. О любых незваных гостях хочется узнать заранее.

Измеряем температуру, затем промываем и капаем глаза. Завтрак решаем не заказывать. Сразу обед. Просим привезти через два часа. И вновь возвращаемся в кровать. Я уже поменял полотенце на бёдрах на боксеры, но остальная одежда ещё не высохла. Марек обещал зайти ко мне домой и взять что-нибудь из вещей.

— Будешь спать? — спрашиваю у девушки, накрывая нас пледом. Мы лежим друг к другу лицом. Даже не верится, что я остался с ней наедине. В кровати.

— Пока не хочется.

Я всё же протягиваю руку и накрываю её горячую ладонь.

— Как Костя узнал о твоей беременности?

— Я встретила его в тот же день, когда и сама узнала. В парке. Мне было очень страшно, я не знала, что делать, полностью растерялась.

— Расскажи мне о том дне, Эля. Расскажи подробно.

Она рассказывает. Долго и подробно, как я просил. Мне кажется, что я тоже нахожусь в том парке. Смотрю на неё, почти ребёнка, который остался один посреди огромного города, который должен принять одно из самых важных в жизни решений. Не только за себя. За двоих. Даже за троих. Мне не трудно представить реакцию её матери, ведь я был с ней хорошо знаком. Она вчера отказалась пойти в церковь, хотя прошло уже десять лет. Чтобы она наговорила Элине тогда, на пике ещё не схлынувших эмоций? Скорее всего выгнала бы из дома. Спустя бы время одумалась, вернула бы назад, но что случилось бы с Элиной и нашим ребёнком за это время? Перед глазами всё время стоит лицо Артёма. Я почти не знаю его, но уже холодею от ужаса при мысли, что его могло не быть. Что Эля могла не справиться. Думала ли она про аборт? Но задать такой вопрос у меня язык не поворачивается.

Мне не часто снились кошмары, даже после гибели родных. Но теперь самым страшным моим кошмаром будет увидеть Элю, стоящую посреди парка, не знающую где найти силы, чтобы дать жизнь моему ребёнку. Совсем недавно она сказала, что для нас двоих были розы, а шипы остались ей одной.

Я не думаю сейчас о чувствах. Не раскладываю по полочкам, почему и зачем между нами случилось то, что случилось. Дело сейчас не в этом. Я хорошо понимаю, что фактически сломал жизнь девушке, которая меньше всего это заслужила. Пока я жалел себя и брал от жизни всё, что мог, она отдавала всё, что у неё ещё оставалось, борясь за моего сына.

— Ты не думай, — вдруг шепчет Элина. — Я никогда и ни в чём не винила Артёма. Да и тебя тоже. Он не был мне обузой. Он — лучшее, что только у меня может быть в этой жизни. Я бы ему рассказала про тебя. Обязательно. Ещё лет через десять, когда бы он стал достаточно взрослым, чтобы посмотреть на всю эту ситуацию с разных сторон.

Её слова — это даже не шипы, это самые острые кинжалы, раздирающие моё сердце. Я думаю о том, что все эти десять лет спал с женщинами, которых хотел. В удобное для себя время, подстраиваясь лишь под свои желания. Уходил от них, когда уже не хотелось. А она спала с Костей. Которого никогда не хотела. Из-за меня. По моей вине. Из-за моего ребёнка. Я сам подложил её под него!

Сжимаю её руку. Снова! Спохватываюсь и отпускаю. Пытаюсь притянуть к себе.

— Эля, иди ко мне.

Но она выбирается из-под пледа, чтобы завернуться в одеяло.

— Артур, не нужно. Я не держу на тебя зла, не обижена. И ни в чём не виню. Ты не знал, я тебе не сказала. Но не нужно меня жалеть!

— Эльф…

— Артур, ты ни разу за эти десять лет не попытался обо мне ничего узнать. А ведь это было так легко сделать. Просто спросить у Марека. Это говорит лишь об одном — я не была тебе нужна. Я понимаю, что к Артёму у тебя могут возникнуть чувства. Отцовские чувства. Но никогда не трогай меня! Не убивай меня во второй раз!

Молчать. Я обязан молчать, но с собственных губ слетает:

— А ты живая, Эля? В тебе ещё есть что убивать?

Она отворачивается. И между нами снова море боли. Моей боли, в которой я опять топлю её: маленького и беззащитного Эльфа. Вспоминаю фото на телефоне у Марка. Ночью, пока делал