Шрифт:
Закладка:
— Ага, есть что-то в этом ненормальное, — смеётся Эйвери.
— Он, правда, начинает вести себя немного странно, когда я ставлю солёные огурцы перед «Ранчо».
— Ммммхмм… — мы с Эйвери киваем и натянуто улыбаемся.
— Это ничего не значит. Я иду спать, юные леди. Иди, обними меня.
Я крепко обнимаю её.
— Хорошо тебе добраться, Сидни. Люблю тебя.
— Тебе тоже, Элизабет.
Эйвери подмигивает мне.
— Спокойной ночи, — отвечаем мы, когда Элизабет поднимается наверх.
Мы плюхаемся на диван и смотрим на завёрнутые в бумагу фото, лежащие на стуле. Лотнер преследует меня. До этого уже было такое, что я ничего не слышала от него больше, чем двадцать четыре часа, но сейчас всё чувствуется по-другому. Тогда я знала, что увижусь с ним снова. А теперь больше такого не будет.
Эйвери знает, о чем я думаю сейчас.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты напьёшься в жопу завтра в самолёте и забудешь о докторе «Чьё Имя Нельзя Называть».
Я улыбаюсь, всё ещё глядя на завёрнутые рамки.
— Не могу. Я лечу одна. Мне придётся подождать, пока семья, у которой я буду работать, уедет, и вот тогдааа я собираюсь напиться в жопу и забыть о докторе «Чьё Имя Нельзя Называть».
— А ещё как дополнение лучше бы тебе переспать с парочкой горячих французов.
Я сижу, пропуская пальцы сквозь свои длинные локоны.
— Конечно. Какой смысл напиваться в жопу, если ты не проснёшься с утра в постели у незнакомца?
— Это моя девочка, — Эйвери наклоняется и кладёт голову мне на плечо. — Я очень устала. Одна горячая малышка не давала мне спать всю ночь.
Я опускаю свою голову на её.
— Она выглядела очень жалкой.
— Точно.
ГЛАВА 15
Свадьба
22 июня 2013 г.
— Готова, милая? — слышится низкий успокаивающий голос по ту сторону двери.
— Да. Иду, пап, — я сжимаю в кулаки свою длинную белую тюлевую юбку, как у балерины, и поворачиваюсь.
Мой отец весомо постарел. В его густых тёмных волосах просматривается седина, но его хорошая физическая форма скидывает ему добрых десять лет. Я знаю, что он никогда и представить себе не мог такие обстоятельства, приведшие к этому дню, или то, что это так быстро произошло со мной. Когда я поделилась с ним этой новостью, он никак не смог скрыть разочарования, которое появилось в его глазах, даже за безграничной любовью, которую он ко мне испытывает.
И вот мы здесь. Время тоже его изменило. Он готов вести меня под венец, как и готов вести всю церемонию. Мой отец, священник, принял «Руку Божью» в событиях, которые происходят последние несколько лет. И теперь он рассыпается слишком часто в благодарностях за благословение, которое так неожиданно ниспослано нам.
— Великолепная, — он качает головой, и я пытаюсь сдержать слёзы, рвущиеся наружу.
Я сдержанно улыбаюсь ему, пока пробую проглотить океан эмоций, который снова возвращает меня к десятилетней девочке, потерявшей свою маму слишком рано.
— Спасибо, пап.
— Твой жених немного волнуется.
Я склоняю голову.
— Правда?
— Он никогда не думал, что этот день когда-нибудь настанет. Вы двое прошли через многое. Он сказал мне, что это всё ещё кажется ему сном.
Я пожимаю плечами.
— Судьба.
Он смеётся.
— И это сказала моя дочь, которая не верит в судьбу.
— Ну да. Но иногда это единственное объяснение.
— Вот, — он опускает руку в карман пиджака и достаёт маленькую коробочку.
Я открываю её.
— Боже, папа….
Я не могу произнести ни слова.
— Они принадлежали твоей матери.
— Я знаю, — шепчу я, уставившись на платиновые серьги в виде капелек с голубыми топазами. — Это камень, подходящий моему месяцу рождения. Мама рассказывала, что ты подарил их ей за день до моего рождения.
Он кивает. Я чувствую, как его эмоции собираются комом у него в горле.
— Мои, в какой-то степени, одолженные и, в какой-то степени, голубые, — улыбаюсь я, вытаскивая их из коробочки.
— Просто, в какой-то степени, голубые, милая. Они принадлежат тебе.
Пока я надеваю серьги, в уголках глаз собираются слёзы.
— Я буду за дверью. Не торопись.
Думаю, папе самому нужна минутка, чтобы вернуть всё своё самообладание. Взяв сумку, я роюсь в ней, пока не нахожу свёрнутый лист бумаги, который практически разрывается на куски от того, как часто его разворачивают и сворачивают. Глубоко вздохнув, я читаю слова, которые разъедали мой мозг на протяжении многих лет… и теперь я читаю их в последний раз.
«Сидни,
Я откладывала написание этого письма до последней минуты. Сегодня у меня трясутся руки, а тело покидают силы. Вы с Эйвери уехали с папой, чтобы провести ночь дома. Так как я нахожусь в хосписе, начиная с прошлой недели, каждое объятие кажется мне последним. Каждый поцелуй кажется последним. Каждое прощание кажется последним.
Я знаю, что всё, во что я верю, случится после смерти, и надеюсь, что все истории правдивы. Я хочу, чтобы ты всегда представляла меня в каком-нибудь прекрасном месте. Представляла здоровой, счастливой, наблюдающую за тем, как ты превращаешься в красивую девушку, которой, я знаю, ты будешь. Это так нечестно просить тебя об этом, но я хочу, чтобы ты позаботилась об Эйвери. Ты будешь нужна ей так, как была нужна ей я. Безоговорочно люби её и будь для неё примером.
Сейчас ты слишком молода, чтобы понять это, но однажды ты прочтёшь это снова и поймёшь точно, что я имела в виду. Не бойся падать. Иногда перспективы, в которых мы нуждаемся, лежат на земле. Не бойся идти к успеху. Иногда мы не достаём до небес просто потому, что смотрим недостаточно высоко. Стало быть, взгляни с земли. Следуй за своими мечтами с непоколебимой решительностью. Не оседай на одном месте. Раскрой своё сердце для любых возможностей и рискни всем этим в тот же момент, когда поймёшь, что это того стоит.
Жизнь может казаться иногда несправедливой, но так ты будешь знать, что проживаешь её. Я всегда буду присматривать за тобой, и хочу, чтобы ты брала меня с собой до тех пор, пока будешь нуждаться во мне. И однажды… возможно, спустя пять лет, возможно, двадцать, ты будешь готова отпустить меня. И когда этот день наступит… сделай это! Отпусти меня, и ты почувствуешь, как тяжесть прошлого оставит тебя. Расправь свои крылья и взлети высоко, моя милая девочка. Внеси свои изменения в этот мир — оставь здесь след.
Сидни Энн Монтгомери, я ВСЕГДА буду любить тебя.
Я
