четыре ее неразличимых царя сменились на протяжении пятнадцати лет. Тем временем на оставшейся хеттской территории умер Тудхалия IV – по-видимому, от старости (редкое явление в то время). Его сыновья и кузены ссорились из-за хеттского трона и крохотного остатка империи.

Даже в Египте шла чехарда вокруг трона. Едва была захоронена мумия пожилого Мернептаха, как наследник, сын Мернептаха и его соправитель Сети II, временно был выдворен с трона своим сводным братом; он получил трон назад только после трехлетнего перерыва. Вскоре он умер, оставив трон своему сыну, который (судя по его мумии) страдал от полиомиелита и умер молодым. В такой удачный момент мачеха умершего молодого царя Твосрет попыталась узурпировать власть, и царский двор погрузился в анархию. Хаос усугублялся налетами диких племен, которые приходили в Дельту всегда, когда защита Египта ослабевала. «Землю Египта терзали извне, – говорит более поздний папирус, – и каждый человек делал что хотел… земля Египта была в руках начальников и правителей городов; каждый убивал своего соседа»{377}. Девятнадцатая династия пришла к своему непримечательному концу.

Колесо истории вихляло; никто не мог удержаться на вершине. После десятилетий военных действий энергия, переливавшаяся в завоеванные территории, иссушила царства.

Сравнительная хронология к главе 38

Глава 39. Конец Нового царства

Между 1185 и 1070 годами до н. э. Рамзес III побеждает «народы моря», но Египет приходит в упадок

В какой-то момент во время неразберихи в конце Девятнадцатой династии абсолютно неизвестный царь по имени Сетнехт воссел на трон Египта и восстановил порядок. Может быть, он был внуком Рамзеса II; но он мог быть и просто армейским офицером, которому подчинялась какая-то часть войска. Кем бы он ни был, он разгромил захватчиков-азиатов, которые вторглись в Дельту, и оказался настолько удачлив, что его следующим шагом стал захват короны.

Тот же папирус, который рассказывает о невзгодах в конце Девятнадцатой династии (он дошел до нас со времени правления внука Сетнехта), приписывает Сетнехту временное устранение беспорядков в Египте: не только изгнание обычных «подлых азиатов», но также восстановление закона и порядка, так что местная знать прекратила сражаться друг с другом за контроль над землями, открылись храмы, которые были закрыты из страха или из-за бедности, а жрецы вернулись к своим обязанностям{378}. И он сделал все это, очевидно, всего за три года, так как умер и оставил трон своему сыну.

Этот сын принял имя Рамзес III – как у великого фараона, который жил за сто лет до него. Подражая Рамзесу II, он построил такой же погребальный храм; как Рамзес II, он увеличивал количество храмов Амона и дарил их жрецам землю, надеясь на статус избранного богом. «Ты, Амон, посадил меня на трон моего отца, как ты сделал это для Гора, посадив его на трон Осириса, – говорит молитва, составленная Рамзесом III и записанная его сыном. – Поэтому я построил тебе дом с каменными башнями, поднимающимися до небес; я возвел стену перед ним; я заполнил его сокровищницу золотом и серебром, ячменем и пшеницей; его земли и его стада бессчетны, как прибрежный песок»{379}.

Подарки Амону не спасли Египет от вторжений. Как и Рамзес II, Рамзес III оказался вовлеченным в крупную кампанию против вторгшихся с севера народов. Но в отличие от Рамзеса II, он сражался не в северных провинциях, в землях западных семитов, а на границе самого Египта.

Рамзес III рано встретился с проблемой вторжений, появившейся на пятом году его правления, когда мирная миграция внезапно переросла в нашествие. Ливийские племена, кочевники-африканцы из западной пустыни, несколько раз появлялись на землях Египта, переселяясь с сухих красных земель на плодородные черные. Со времени несчастья с гиксосами ни одному иностранному племени не дозволялось самоуправления внутри границ Египта. Когда стало ясно, что ливийцы собираются вместе и намерены выбрать себе своего царя, Рамзес III послал солдат, чтобы изгнать зарвавшихся пришельцев. Разбитые вдребезги, ливийцы частично снова ушли в пустыню, а частично были взяты в рабство{380}.

Едва фараон справился с угрозой с запада, как вспыхнул настоящий ад на северо-востоке. Изгнание Сетнехтом «азиатов» оказалось временным. Земли западных семитов превратились в общий бурлящий котел от Трои до самого Ашшура и ниже, до Вавилона, где местные вожди отстаивали свою независимость. Хеттские границы сжались, Ашшур и Вавилон конфликтовали, эламиты буйствовали на восточных границах. Но главное – положение усугублялось массовой миграцией кочевых племен из региона Эгейского и Черного морей, тех мест, которые мы теперь называем материковой Восточной Европой. Со временем эта миграция достигла территории Египта. Кочевники Древнего мира занимали окраины организованных царств: «Иноземные племена внедряются и распространяются в ходе борьбы, – написал Рамзес III на стене храма, – ни одна земля не может устоять перед ними. Они протягивают свои руки к странам на краю земли»{381}.

Так случилось, что большая часть «всей земли» десятилетиями регулярно страдала от засухи – то есть от того же вызываемого бесплодием земли голода, который, вероятно, гнал ливийцев в Дельту. Для страдающих от жажды кочевников Египет с его всегда орошаемыми землями стал выглядеть драгоценной наградой. Вскоре после начала правления Рамзеса III в страну вторгся организованный союз захватчиков.

Вторжения в Дельту не были чем-то новым. Но на этот раз силы вторгшихся состояли из впечатляющего набора различных племен, которые поклялись друг другу в верности. В их составе были африканские племена и микенские моряки (возможно, наемники, покидающие Греческий полуостров по мере того, как микенские города беднели). Довольно трудно найти соответствие названиям, которые Рамзес III использовал для захватчиков, с известными нам именами народов в тех местах. «Вешеши», вероятно, были африканскими племенами; «шекелеши», судя по всему, происходили из Эгеиды; «пелесеты» были морским народом, предположительно тоже эгейского происхождения – вероятно, они пришли через Крит после беспорядков в Микенах. Похоже, именно пелесеты отвечали за вооружение всей армии; на египетских барельефах все атакующие воины изображены в шлемах с гребнем критского образца{382}.

Вместе нападавшие составляли пугающую силу. «Никто не мог устоять перед ними, – записал Рамзес III, – и они двигались с огнем, несущимся перед ними, вперед, к Египту»{383}. По-видимому, большинство тревожных новостей поступало от шпионов, которые сообщали Рамзесу III, что армии, продвигающиеся к Египту, сопровождаются воловьими упряжками, заполненными женщинами и детьми. Эти племена не собирались атаковать или совершать набеги. Они намеревались вселиться, осесть и завладеть землями{384}.

Вторжение «народов моря»

Египетские солдаты выступили, чтобы встретить вторжение у границы, и в первом столкновении одержали победу. Барельефы, вырезанные на стенах погребального храма Рамзеса III, приписывают фараону великий триумф. На рельефах празднующие египетские воины окружены кучами кистей; в обычае у египетских солдат было отрубать у мертвого правую кисть и приносить ее писцам, чтобы точно подсчитать и записать число жертв у врага[129].

Но из-за неприязни египтян к «Великому Зеленому» гораздо большая опасность ожидала их впереди – вторжение с моря.

Эта вторая волна нашествия управлялась опытными моряками – вероятно, из Эгейского моря. Они были настолько хорошими мореходами, что египтяне, у которых было мало опыта мореплавания и вообще не было боевых кораблей, назвали всех людей альянса «народами моря».

Египетские рисунки битвы показывают «народы моря» на кораблях,