до смерти поставил в Большом театре, он просто нещадно вымарывал целые сцены. Артисты Большого театра, занятые в весьма давней уже постановке «Снегурочки» у тогдашнего главного режиссёра Малого театра Бориса Ивановича Равенских, вспоминали, как озадаченный постановщик всё время повторял: «Ну почему же они всё время поют?»

А потому, уважаемый мэтр, что режиссёр музыкального театра — это совершенно особая территория, отдельная, самостоятельная профессия. И если вам пришло в голову поставить не Вильяма нашего Шекспира, а, к примеру, Вольфганга Амедея нашего Моцарта или Джузеппе нашего Верди, то извольте хотя бы немного поучиться этой профессии и понять, чем специфика драматического театра отличается от специфики оперного.

Очень жаль, что об этой специфике не имеют понятия и более молодые, блестяще проявившие себя в драматическом театре режиссёры, которые тем не менее считают возможным ставить оперные спетакли. Как это возможно, если вы не удосужились даже познакомиться с партитурой? Если у вас нет даже элементарного музыкального образования? Так не лезьте в оперный театр! Не трогайте его — это как минимум неприлично!

Хоть немного поучитесь музыке, азам профессии, познакомьтесь с разными исполнениями, изучите то, что было до вас. Постарайтесь понять, как работали Станиславский, Покровский, Дзеффирелли, которые были музыкально образованы, уважали первоисточники и точно знали, чего хотели от певцов.

И с полным правом спрашивали у них: «Почему здесь такой интервал? А здесь почему нота такой высоты? Надо ли это акцентировать в сценическом действии? И если надо, то как?» Они могли поспорить с мнением певца, могли не согласиться с ним, но не согласиться аргументированно, со ссылкой на партитуру. Именно так работают сегодня Джули Теймор, Атом Эгоян, Джон Дью, Отто Шенк.

Есть материи, внятные абсолютно каждому. Любой знает, что если некто, не имеющий диплома хирурга, отправится экспериментировать на живых людях, он рано или поздно угодит под суд. Так почему не судят людей, которые даже не «кистью сонной», как у Пушкина, а самым настоящим и не очень чистым ножом калечат творения гениев? Не потому ли, что Чайковский или Верди уже не смогут вызвать их на дуэль?

Ничуть не умаляя достоинств драматического театра надо признать — опера — это жанр на порядок более высокий, чем драма. Это когда-то хорошо понял такой её корифей, как Виктор Гюго, который однажды подал в суд на Верди — за использование без его разрешения сюжета драмы «Король забавляется». Но послушав «Риголетто» — и особенно квартет четвёртого акта! — иск забрал. И сказал впоследствии, что просто по определению, в силу законов жанра не в силах сделать так, чтобы на сцене говорили одновременно четверо героев и при этом их чувства были бы понятны каждому.

Опера — это своеобразный космос, где через музыкальные космические вибрации, доносимые до зрителя певцом-артистом, он погружается в совершенно иной, фантастический, сказочный, называйте как хотите, мир. И совершенно не важно, слушаешь ли ты народную музыкальную драму или комическую оперу Россини, слушаешь ли ты «Фауста», «Трубадура» или «Отелло» — ты никогда не покинешь облака обаяния этой музыки и летящих на её волнах певческих голосов.

Ты, как в сказке, улетаешь в какие-то иные миры, выходя из театра просветлённым, ибо музыка поднимает тебя на иной, более высокий уровень переживания чувств, страстей и эмоций человеческих. Вот в чём, на мой взгляд, миссия оперного театра!

У меня иногда возникает ощущение, что певцы и сами подчас не понимают, чтÓ и зачем они делают на сцене, какой именно характер они должны сыграть, а главное — как вся эта «муть» сочетается с эстетикой музыки, смыслами либретто и т. д. От этого непонимания и рождаются спектакли-извращенцы, спектакли-уродцы, которые, как кошмарный сон, забываются после первых же показов, оставляя в душе память о чём-то ненужном и сером…

Мы живём в очень сложное и очень страшное время. Очевидно, что мир в плане морали, в плане эстетики и восприятия красоты — и музыки в частности! — очень деградировал. И режиссёрские «новации», не сказать бы — извращения, и деградация музыкального образования в целом, и всё менее взыскательные, выразимся мягко, вкусы публики — это звенья одной цепи.

Работая над последними страницами этой книги, я, разумеется, не могла не прислушиваться к тому, что творится на нашей планете. Через те самые супертехнологичные СМИ, через Интернет, которые — и не без основания — называются символами великого прорыва, прогресса XXI века, его достоянием, предпринимается попытка фактического уничтожения человечества, его погружения в состояние постоянного панического страха.

Не об этом ли «прогрессе» я пишу в тех фрагментах моей книги, которые посвящены просто-таки убийственному влиянию всех этих новаций на Дух человеческий, в частности, на превращение певца-артиста в механическую куклу, в этакую оофенбаховскую Олимпию? С помощью всё новых и новых выдумок и технологий создаются спектакли, где смыслы и акценты первоисточника превращаются в дьявольскую издёвку, в болезненную гримасу повреждённой собственными комплексами и интернет-технологиями психики режиссёра.

Не стоит сразу отмахиваться от подобных выводов… Посмотрите правде в глаза. Поразмышляйте. И вы сами проследите эту непрерывную дьявольскую линию «нисхождения во Ад» оперного театра, драмы, кино и других жанров искусства. Но Оперы — особенно….

Великая, величайшая музыка и высокие смыслы оперы осмеяны и опущены. Техническим прогрессом подменяется нежелание и неумение воспринимать каждой клеткой сердца и души божественные волны, вибрации Музыки. Да ещё со ссылкой на то, что публика якобы ждёт пресловутых приколов и «нестандартных», скажем так, решений. А на деле — настоящая «пандемия» деградации, безысходности и мрака, овладевающая театром.

Прошу понять — я совсем не против экспериментов. Но экспериментальный характер спектакля должен быть непременно ясно и чётко зафиксирован — и не мелким шрифтом! — в афише, программках и рекламе. Зафиксирован во избежание шоковой реакции любителей классической оперы в частности и всей публики в целом. Она сама, и только сама вправе решать, отдавать или нет свои рубли, доллары или евро. Я уверена, что именно такой подход способен расширить потенциальную аудиторию музыкальных театров.

И всё же я верю в лучшее. Ты ощущаешь себя мощной, яркой индивидуальностью, не исчерпавшей свой творческий потенциал? Ты ещё способен удивлять, заставлять задумываться и сопереживать тебе? Ты видишь вокруг себя — пусть немного! — людей, которые думают, дышат, чувствуют так же, как и ты? Тогда не обращай внимания на всю эту пену. Иди — и ищи, думай, пробуй, дерзай!

Именно об этом писал когда-то Джузеппе Верди: «Какая радость — иметь возможность сказать публике: „Мы ещё здесь!! Вперёд!!“»

Москва, 2020