Шрифт:
Закладка:
— Полиция? — спросил он, перейдя на тенор. — Мне известно, что машина, в которой бежал Рептон, находится на Драйден-стрит. Это «хамбер». — И, улыбнувшись своей выдумке, Джон направился домой, помахивая пакетом с бутылкой.
Дэвид Смит принимал Пауэлла в своем рабочем кабинете.
— Мы нашли «хамбер», который использовался для побега Рептона. И установили организатора побега. Это уголовник Джон Брайен.
— Значит, Брайен? Не рука ли это КГБ? — засомневался Пауэлл. — Если честно, я убежден, что вся операция целиком организована КГБ. Извините, если в ваших глазах я выгляжу маньяком.
— У вас есть информация на этот счет?
— Наши агенты в КГБ, правда не имеющие прямого доступа к английским делам, склоняются к этой точке зрения. Это почти стопроцентная информация.
— М-да, — задумался Смит, — видимо, я недооценил мощь чекистов и труп внезапно ожил. Наверное, вы правы, и он уже хохочет над нами где-нибудь на Лубянке… Глупо искать его в Англии, русские имеют опыт вывоза в СССР и Бер-джеса, и Маклина, и Филби…
В генеральской столовой на Лубянке Константин Кедров оказался в центре внимания. Кто-то поощрительно хлопал его по плечу и подмигивал, кто-то торжественно и многозначительно жал руку или говорил «молодец». Все западные газеты раструбили о побеге, а верхушка читала сообщения ТАСС. Седой генерал склонился над столом Кедрова.
— Поздравляю тебя, Константин. Я слушал Би-би-си, как это ты ухитрился спасти Рептона?! Молодчага, Костя, просто герой!
— Понимаю, что вы будете молчать, — говорил другой, — но ваш отдел совершил подвиг. Наконец-то возвращаются славные чекистские традиции!
Лишь один скептик испортил ему настроение:
— Молчи, молчи, в секретной службе самое главное — секретность!
Кедрову оставалось ничего не комментировать и надувать щеки.
Ник, Джон, Майкл и Крис листали газеты, по-прежнему переполненные придуманными газетчиками деталями о побеге Рептона, пили кофе и обсуждали дальнейшие планы в лучших традициях заговорщиков.
— Есть специальное лекарство, которое превращает цвет кожи в желтый. С паспортом жителя Ирака тебя никто не узнает… — предлагал Ник.
— Ты хочешь, чтобы я на всю жизнь остался арабом или индусом? — захохотал Рептон. — Может, лучше превратить меня в женщину?
— В тетку Чарлея! — прыснул от собственной шутки Джон, он пил кофе по-ирландски, причем бутылка виски была уже почти пуста.
— Самое простое, если мы переклеим фотографию в моем паспорте, — предложил Майкл.
— Неплохо, но рискованно: кто знает, вдруг ты до сих пор на контроле у властей?
— А я бы сделал просто, — предложил Джон. — Зашел бы в. советское посольство, пусть русские сами ломают голову, как тебя вывезти!
— Нет-нет, — возразил Крис. — Помните, сколько лет просидел кардинал Миндсенти в американском посольстве в Будапеште? Я не хочу быть обузой для русских.
— К тому же посольство усиленно охраняется и Криса схватят у входа, — добавил Ник. — А я предлагаю простой вариант: беру фургончик, жену и двоих детей, а Криса прячем где-нибудь среди вещей.
— Пожалуй, из всех вариантов это наилучший, — заметил Рептон.
— Вчера хозяин мне сказал, что к нам сюда раз в неделю будет приходить уборщица, — сказал Джон. Все заволновались.
— Придется переехать на мою холостяцкую квартиру в Хемстеде, — сказал Ник.
На том и порешили. Гости ушли, пьяный Джон еще раз просмотрел газеты, удивляясь, что о нем не пишут ни слова, допил виски и бухнулся в кровать.
— Можете снять особый контроль с аэропортов и вокзалов, — говорил в трубку Дэвид Смит. — И не надо больше тревожить его тетку, а то мы доведем ее до сумасшедствия.
Он повесил трубку и развернул свежую газету, где уже красовался портрет Брайена.
Утром на квартиру в Хемстеде приехали Ник и Майкл, Джон, тяжело дыша после вчерашней пьянки и уже опохмелившись, радостно открыл им дверь, а сам побежал за выпивкой.
— Как много он пьет! — сказал Рептон. — Как бы он не выболтал по пьянке обо всей нашей операции!
— Никогда в жизни, — сказал Крис. — ; Как говорят русские: пьяный проспится, а дурак — никогда!
Джон вернулся возбужденный и радостный, с толстой пачкой газет в руках и двумя бутылками виски.
— Смотрите! — ликовал он, указывая на свои портреты, распечатанные всеми газетами, — вы узнаете этого человека? Они пишут, что я самый дерзкий преступник в Англии!
Все ахнули от изумления.
— Отныне тебе запрещается выходить на улицу! — сказал Майкл. — Значит, они вышли на тебя! Но каким образом?
Счастливый Джон был полностью поглощен газетами и виски.
— Теперь нам придется вывозить тайно еще и Джона, — безрадостно заметил Ник.
— Может, их вместе замаскировать в фургоне? — предложил Майкл. — Лондон — Дувр, затем на пароме до Остенде, а там прямо до Восточного Берлина. Дальше — Москва.
— Не поеду я ни в какую чертову Москву! — сказал Джон, оторвавшись от газет. — Я поеду в Ирландию и, даже если меня арестуют, все равно издам свою книгу. По нашим законам, Крис — не шпион, а политический преступник, следовательно, я не попадаю под уголовные законы и отделаюсь двумя-тремя месяцами тюрьмы!
— Ты с ума сошел, Джон, — сказал Рептон. — Тебя выдадут английским властям!
— Тогда на мою защиту встанет вся Ирландия!
— Где твой здравый смысл, Джон? — пытался уговорить его Майкл.
— Вдвоем мы их не повезем, это большой риск. Первым в любом случае мы должны вывезти Криса. Самое время сделать это перед Рождеством, когда расслабляется даже полиция.
Майкл и Ник ушли из дома весьма встревоженными. Джон уже приступил ко второй бутылке виски.
— Как же им удалось узнать о тебе, Джон? — не переставал удивляться Рептон.
— Хочешь я тебе скажу? Только тебе одному. Как мы с тобой договаривались перед побегом? Все это дело даст мне возможность написать книгу! Но написать книгу — это четверть успеха, главное — паблисити! А до сих пор паблисити имел только Рептон!
— Я тебя не совсем понимаю.
— Я сам сообщил полиции, где стоит машина. А она принадлежит моему приятелю, который, естественно, назвал мое имя. Ты понял?
— Понял, — ответил Крис без особой радости.
— Ты на меня не обижаешься?
— Нет, Джон, я не могу обижаться на тебя, я обязан тебе жизнью.
— Ты понимаешь, что моя жизнь — это книга?
— Понимаю, Джон.
— Тогда давай выпьем! За нашу дружбу!
Брайен налил виски, обнял Криса за плечи и запел какую-то ирландскую песню.
Наступила середина декабря, Англия мягко входила в приятное рождественское состояние, и дело Рептона ушло на последние страницы газет.
17 декабря 1966 года вечером Ник в сопровождении своей жены вышел к фургону, в котором стояла софа и где уже возились его двое детей. Типичная английская семья собиралась провести несколько дней за границей, и