Шрифт:
Закладка:
Он улыбнулся:
— Вы поступаете правильно и не пожалеете об этом!
С этими словами он бережно взял крест из моей руки…
И крест на мгновение вспыхнул, засиял всеми цветами радуги.
На это мгновение я перенеслась в далекое детство, я стала маленькой девочкой, которая на плечах отца въезжает в большую, как целый мир, комнату, а в ней — чудо из чудес, новогодняя елка, горящая сотнями разноцветных огоньков… Не знаю, было ли такое на самом деле, не помню…
Это мгновение отсияло и погасло, и когда я пришла в себя, в капелле не было удивительного человека, вышедшего из старинного портрета, и не было мальтийского креста.
А были мы с Леокадией Львовной, и мертвый Левенберг на полу, и над ним — Попеляев, застывший, как соляной столп.
— Что это было? — растерянным голосом проговорила Леокадия. — Мне показалось, что здесь был какой-то странный человек…
— Вам это показалось. Хотя странного здесь и без него более чем достаточно.
— А крест…
— Давайте считать, что это нам тоже показалось, — твердо сказала я. — Так будет лучше для всех.
— Да, пожалуй… А что это с Попеляевым?
— Ах да… — я покосилась на Попеляева и наморщила лоб. — Думаю, что с ним разберутся без нас. Сюда, кажется, кто-то идет…
Действительно, за дверью капеллы послышались приближающиеся шаги.
Тут у меня мелькнула еще одна мысль, я схватила выпавший из руки Попеляева пистолет, положила его в собор-сундучок, который держал в руках деревянный святой, и закрыла крышку. Леокадия Львовна смотрела на меня вытаращенными глазами, но не смела возразить.
И в то же мгновение дверь капеллы открылась, и в нее влетел запыхавшийся Муравьев.
— Вы здесь? — выкрикнул он с заметным облегчением. — Вы живы? А я получил ваше сообщение и сразу бросился сюда…
— Не очень-то вы торопились… — подпустила я шпильку.
— А что здесь произошло? — Муравьев удивленно уставился на мертвого Левенберга и на неподвижно стоящего над ним Попеляева.
И тут Попеляев вздрогнул, встряхнул головой и огляделся.
— А вот что тут было, — начала я, — господин Попеляев по неизвестной причине напал вот на этого мужчину и убил его… и потом впал в ступор — так на него повлияло убийство.
— Ложь! — заверещал Попеляев. — Никого я не убивал!
— Убил, убил на наших глазах ударом подсвечника. Вон там лежит этот подсвечник, вы наверняка найдете на нем кровь жертвы и отпечатки пальцев Попеляева…
— Но это была самооборона!
— Никакая не самооборона! Мы с Леокадией Львовной видели, как он напал на этого человека!
— Точно, — Леокадия блеснула глазами, — все так и было, я подтверждаю…
— Нет, он напал первым… у него был пистолет, и мне ничего не оставалось…
— Пистолет? Где вы видите пистолет?
Попеляев удивленно огляделся.
— Ага, — заговорил Муравьев, — сначала вы говорили, что вообще не убивали его, теперь — что это самооборона, еще и пистолет какой-то приплели… гражданин Попеляев, вы арестованы за убийство… — И Муравьев надел на Попеляева наручники.
— Но я не виноват…
Я подошла к Попеляеву и шепнула ему на ухо:
— Нечволодово! Это тебе за то, что старика бутылкой убил…
Попеляев побледнел и как-то сдулся, как спущенный воздушный шарик.
Муравьев развил бешеную деятельность. Он говорил с кем-то по телефону на повышенных тонах, вызывал криминалистов и транспорт для перевозки задержанного и его жертвы. На нас с Леокадией он не обращал внимания, и мы решили удалиться. Если нужны будем, он знает, где нас найти.
Леокадия Львовна выглядела какой-то задумчивой, я списала это на возраст и усталость. Она сказала, что проведет меня короткой дорогой, снова мы шли какими-то переходами, поднимались по узкой крутой лесенке, спускались по такой витой, что у меня закружилась голова, потом снова шли узким коридором.
Я отвлеклась и не заметила, как мы пришли не к выходу, а в большую комнату, обставленную красивой старинной мебелью. Были там диванчики, обитые шелком, шелковые же ширмы с вышитыми на них журавлями, тиграми и хризантемами, большие напольные часы в форме пагоды, а по бокам этих часов — два портрета. На одном была изображена женщина в платье из серебристой парчи, в паричке, с мушкой на щеке, а на другом — тот самый мужчина в жемчужно-сером камзоле, которому только что я отдала крест Павла Первого.
И не говорите мне о том, что тот мужчина был просто очень похож на этого, на портрете, — я точно знала, что это он и есть. Магистр Мальтийского ордена. И ничего не значит, что он умер много-много лет назад; здесь, в этом замке, наполненном тайнами, я уже ничему не удивлялась.
— Ваша светлость… — сказала Леокадия Львовна и как-то ловко присела, наклонив голову.
— Ваша светлость… — повторила за ней я, сделав то же самое.
Надо признать, что реверанс получился у меня гораздо хуже.
Подняв голову, я посмотрела на портрет. Показалось мне или нет, что мужчина слегка улыбнулся и развел руками — дескать, не могу больше ничего сделать, теперь уж навсегда тут застрял, в этом портрете. Показалось, конечно.
Мы сердечно распрощались с Леокадией Львовной, и я заторопилась по своим делам. В редакцию решила не показываться, пускай Бурнус хоть смертной казнью мне грозит через увольнение. Зато я напишу такую статью… если уволит, любая газета ее с руками оторвет. А сейчас время заняться собственными делами.
И я поехала в нотариальную контору, которая находилась в Колокольном переулке.
Дом восемь дробь А оказался совсем не там, где я искала в прошлый раз. Эта сволочь Пчелкина нарочно написала на воротах мелом неправильный номер, чтобы заманить меня в тот подозрительный двор.
Настоящий дом восемь-А оказался небольшим одноэтажным особнячком, который стоял в стороне и не бросался в глаза. Хорошо отреставрированный, красивая дверь, на ней вывеска — «Нотариальная контора». Дверь была заперта.
— Вы к кому? — спросили меня, когда я нажала кнопку звонка.
— К нотариусу Шерстоухову! — брякнула я, но тут же спохватилась. — К Шерстобитову!
— Вы, наверно, хотели сказать — Шестопалову?
— Ага, точно, к Шестопалову!
— А вы записаны на прием?
— Нет, но я должна была прийти вчера, но не смогла…
— Сегодня Игорь Андреевич не принимает! Запишитесь на прием по телефону…
— Слушайте, я говорила вчера, только не с вами. Моя фамилия Вороновская, вы сами мне звонили, сказали, что это важно и срочно, что в документах непорядок! Так что хотя бы впустите меня внутрь и позовите кого-то более компетентного!
Сама не ожидала от себя такого напора, неужели я стала другим человеком? Некогда было анализировать собственное поведение, и я