и существующее по сей день), где она будет выплачена разоренным рабовладельцам (что и было сделано), а правительство Гаити должно было рефинансировать кредит от Caisse новыми кредитами от частных французских банков, чтобы распределить выплаты во времени (что и было сделано). Очень важно осознать величину задействованных сумм. При рефинансировании под типичные для того времени 5 процентов годовых - не считая даже сочных комиссионных, которые банкиры не преминули добавить в ходе многочисленных частичных дефолтов и перезаключений в течение последующих десятилетий - это означало, что Гаити должна была ежегодно и бесконечно выплачивать сумму, эквивалентную 15 процентам своего национального продукта, просто для выплаты процентов по долгу, даже не приступая к погашению основной суммы.

Конечно, бывшим французским рабовладельцам не составило труда доказать, что остров был гораздо более прибыльным в эпоху рабства. На самом деле, по оценкам, которые можно сделать сегодня, примерно 70 процентов продукции Сен-Домингю с 1750 по 1780 год было реализовано в виде прибыли французским плантаторам и рабовладельцам (которые составляли чуть более 5 процентов населения острова) - особенно экстремальный и хорошо задокументированный пример вопиющей колониальной эксплуатации. Конечно, трудно требовать от теоретически суверенной страны продолжать бесконечно выплачивать 15 процентов своей продукции своим бывшим владельцам только потому, что она больше не желает жить в рабстве. Между тем, экономика острова сильно пострадала от последствий революции, эмбарго и того факта, что большая часть производства сахара была перенесена на Кубу, которая оставалась рабовладельческим обществом и где многие плантаторы искали убежище во время восстания, в некоторых случаях забирая с собой часть своих рабов. Включение Гаити в региональную экономику осложнялось еще и тем, что Соединенные Штаты, обеспокоенные гаитянским прецедентом и не склонные сочувствовать восстаниям рабов, отказывались признавать эту страну или иметь с ней дело до 1864 года.

Несмотря на многочисленные и часто хаотичные перезаключения, гаитянский долг был в основном погашен. В частности, на протяжении XIX и в начале XX века Гаити имела очень значительный профицит торгового баланса. После землетрясения 1842 года и последующего пожара в Порт-о-Пренсе Франция согласилась на мораторий на выплату процентов с 1843 по 1849 год. Однако затем выплаты возобновились, и недавние исследования показывают, что французским кредиторам удалось получить в среднем 5% национального дохода Гаити с 1849 по 1915 год, с существенными колебаниями в зависимости от периода и политического состояния страны: положительное сальдо торгового баланса острова часто составляло 10% национального дохода, но иногда падало до нуля или чуть ниже, в среднем около 5% за этот период. Это значительный средний платеж для поддержания в течение столь длительного периода времени. Тем не менее, он был меньше суммы, предусмотренной соглашением 1825 года, из-за чего французские банки регулярно жаловались, что Гаити является просроченным заемщиком. При поддержке французского правительства банки в конечном итоге решили уступить остаток своих кредитов Соединенным Штатам, которые оккупировали Гаити с 1915 по 1934 год для восстановления порядка и защиты американских финансовых интересов. Долг 1825 года не был окончательно погашен и официально вычеркнут из бухгалтерских книг до начала 1950-х годов. На протяжении более чем столетия, с 1825 по 1950 год, цена, которую Франция требовала от Гаити за свою свободу, имела одно главное последствие: экономическое и политическое развитие острова было подчинено вопросу о репарациях, которые иногда яростно осуждались, а иногда принимались с покорностью, в соответствии с приливами и отливами бесконечных политических и идеологических циклов.

Этот эпизод имеет фундаментальное значение. Он показывает, как логика рабства и колониализма была связана с логикой собственничества. Он также показывает, насколько глубоко амбивалентна была Французская революция в вопросах неравенства и собственности. В итоге рабы Гаити восприняли послание революции об освобождении более серьезно, чем кто-либо другой, включая французов, и это дорого им обошлось. Эти события также напоминают нам о тесной и устойчивой связи между рабством и долгом. В древности рабство за долги было довольно распространенным явлением; мы находим следы этого в Библии, а также на месопотамских и египетских стелах, которые изображают бесконечные циклы накопления долгов и порабощения, иногда прерываемые периодами, в течение которых долги списывались, а рабы освобождались для восстановления социального мира. В английском языке важность исторической связи между рабством и долгами иллюстрируется термином "bondage", который обозначает отношения зависимости, характеризующие подневольное или рабское состояние. Начиная с XIII века, "кабала" также относится к юридическим и финансовым связям между кредитором и должником, а также к зависимым отношениям между помещиком и крестьянином. Правовые системы, утвердившиеся в XIX веке, отменили рабство и одновременно положили конец тюремному заключению за долги и, прежде всего, передаче долга из поколения в поколение. Однако существует одна форма долга, которая все еще может передаваться из поколения в поколение, позволяя потенциально неограниченному финансовому бремени ложиться на потомков, которые должны расплачиваться за грехи своих родителей: а именно, государственный долг, подобный тому, который пострабовладельческая Гаити была обязана выплачивать с 1825 по 1950 год. Мы находим множество подобных случаев колониального долга в XIX и XX веках, не говоря уже о растущем государственном долге, который многие страны понесли в последние десятилетия.

Отмена 1848 года: Компенсация, дисциплинарные мастерские и подневольные работники

Обратимся теперь к отмене рабства в 1848 году. После принятия британского Закона об отмене рабства 1833 года и его реализации в период 1833-1843 годов дебаты об отмене рабства стали повсеместными во Франции. Во французских колониях, особенно на Мартинике, Гваделупе и Реюньоне, все еще оставалось 250 000 рабов, в то время как рабы Ямайки и Маврикия были освобождены, что вызывало опасения новых восстаний. Тем не менее, дебаты вновь зашли в тупик из-за вопроса о компенсации. Для рабовладельцев и их сторонников было немыслимо, чтобы их лишили собственности без справедливой компенсации. Но идея о том, что все бремя должно быть возложено на государственную казну, а значит, на налогоплательщиков, которые уже были призваны финансировать "эмигрантский миллиард" в 1825 году, казалась не совсем правильной. Не должны ли платить и рабы, которые, в конце концов, были бы главными бенефициарами этой меры? Александр Моро де Жоннес, убежденный аболиционист, хорошо известный своими статистическими данными о рабах и хозяевах в колониях, которые он составил на основе данных переписи населения и административных обследований с начала XVII века, предложил в 1842 году, чтобы рабы возместили всю сумму компенсации, выполняя "специальные работы" (travaux spéciaux) без оплаты в течение необходимого времени. Он также настаивал на том, что таким образом можно научить рабов понимать значение труда. Некоторые комментаторы отмечали, что этот переходный период возмещения может длиться довольно долго,