Шрифт:
Закладка:
Это самое страстное любовное объятие, которое только возможно на земле, охватывающее все сущее: Бог, если можно так сказать, пробуждается в душе, и весь сотворенный мир пробуждается в ней: лишь тончайший покров отделяет творение от вечной жизни — покров, который вот-вот разорвется.
Подобно пасхальной тайне, для нас остается загадкой, как в сердце Хуана сочетались самые возвышенные и радостные мистические переживания с унизительным житейским опытом предательства, поругания, физического и нравственного страдания.
В 49 лет Хуан тяжело заболел: на подъеме ноги у него открылась неизлечимая опухоль. Ему предложили выбрать монастырь, где за ним бы ухаживали, и он выбрал единственный монастырь, где настоятель был настроен по отношению к нему крайне недоброжелательно: он выделил ему самую бедную и узкую келью, не заботился о доставке ему необходимых лекарств, не раз попрекал его жалкими затратами на лечение и не разрешал друзьям посещать его.
Болезнь распространялась по всему телу, покрывшемуся язвами. Врачу, который лечил Хуана, выскребывая живую кость, казалось, что невозможно страдать так сильно и так смиренно.
Хуан принял страдание безраздельно: то, что он достиг такого глубокого единения с Богом, то, что он был "преображен любовью", никак не могло и не должно было умалить его подражания страстям Христа Распятого.
И он настолько "вошел в образ", что когда ему лечили рану на ноге, глядя на нее, растрогался, потому что ему казалось, что он видит пронзенную ногу Христа.
Но смерть приближалась: настала пятница 13 декабря 1591 года. Хуан был убежден, что он умрет на заре в субботу, в день, посвященный Пресвятой Деве Кармельской.
Накануне вечером он примирился со своим настоятелем: с непосредственностью, которую нам даже трудно себе представить, он попросил позвать его и сказал ему: "Отец мой, я умоляю Ваше Преподобие Христа ради дать мне облачение Пресвятой Девы, которое я носил, так как я беден и нищ и меня не в чем будет похоронить".
Потрясенный настоятель благословил его и вышел из кельи. Потом видели, как он плакал, "как будто проснулся от летаргического, смертного сна".
К вечеру Хуан попросил принести ему Евхаристию, шепча слова, исполненные нежности, а когда святое причастие уносили, сказал: "Господи, отныне я не увижу Тебя телесными очами".
Ночь приближалась, и Хуан уверял, что он "пойдет петь утреню на небо".
Около половины двенадцатого монастырская братия собралась у его изголовья, и Хуан попросил прочитать De profundis: он начал читать псалом, а монахи отвечали ему стихом на стих. Потом стали читать покаянные псалмы.
Приехал к Хуану и провинциал, старый отец Антонио — ему был 81 год, — вместе с которым он положил начало Дурвелю. Отец Антонио подумал, что напоминание о всех трудах Хуана для реформы ордена принесет ему облегчение. "Отец мой, — ответил ему Хуан, — сейчас не время говорить об этом; только ради заслуг Крови Господа нашего Иисуса Христа я надеюсь на спасение".
Начали читать молитвы об умирающих. Хуан прервал их, сказав: "Мне это не нужно, отец мой, прочтите что-нибудь из Песни Песней". И пока стихи из этой поэмы о любви звучали в келье умирающего, Хуан, как зачарованный, вздыхал: "Какие драгоценные жемчужины!".
В полночь зазвонили колокола к утрене, и как только умирающий услыхал их, он радостно воскликнул: "Благодарение Богу, я пойду воспевать Ему хвалу на небесах!".
Потом он пристально посмотрел на присутствующих, как бы прощаясь с ними, поцеловал распятие и сказал по-латински: "Господи, в руки Твои предаю дух мой".
Так он умер, и присутствовавшие при его кончине рассказывали, что нежный свет и сильное благоухание наполнили келью.
И это не было обманчивым впечатлением, потому что уже четырнадцатью годами раньше, когда он томился в толедской тюрьме, его темница была наполнена светом, благоуханием, чудесными образами: всем, что нужно, чтобы писать стихи о любви.
Так Хуан де ла Крус исполнил свою миссию. По особой милости Божьей, Хуан как никто другой в истории Церкви отдал все свое существование, свой жизненный опыт, свою плоть Слову Божьему, чтобы оно вновь прозвучало как Слово Любви, в том числе и в стихах.
И плоть стала Словом, отвечая любовью Слову, ставшему плотью.
В заключение перечитаем одну из прекраснейших страниц, написанных Хуаном де ла Крус, — страницу, которой он заканчивает Молитву влюбленной души:
"Почему ты так долго медлишь, хотя можешь мгновенно возлюбить Бога в сердце твоем? Мои небеса и моя земля. Мои люди. Мои праведники и мои грешники. Мои ангелы и моя Матерь Божья. Все сущее мое. Сам Бог — мой и ради меня, потому что Христос — мой и весь Он — ради меня.
Чего же ты просишь и чего ищешь, душа моя? Все это твое, и все ради тебя.
Не останавливайся на маловажном и не довольствуйся крохами, падающими со стола Отца твоего. Выйди вон и гордись славой твоей! Спрячься в нее и наслаждайся ею, и ты получишь то, чего просит сердце твое".
СВЯТОЙ ВИНСЕНТ ДЕ ПОЛЬ
Если бы мы хотели выбрать эпоху и страну, где величайшая нищета сочеталась бы с величайшим блеском — в христианском понимании этих слов, — быть может, нам пришлось бы остановиться на Франции первой половины XVII века. Это было время, когда страна была разорена Тридцатилетней войной, которая в значительной степени была войной гражданской, а потом, сразу же после нее — крестьянскими бунтами и восстаниями в городах, объединившимися в грозное движение — Фронду, ставшее отдаленным прообразом Французской революции.
Однако здесь нас, конечно, интересуют прежде всего не политические события, но трагические и горестные судьбы людей, бесчисленное множество которых оказалось в ту пору отверженными.
Чтобы охарактеризовать сложившуюся ситуацию, приведем письмо, которое Винсент де Поль написал Папе Иннокентию Х с просьбой вмешаться и усмирить междоусобную рознь:
"Как описать бедственное и, несомненно, достойное всяческого сожаления состояние нашей Франции? В королевском доме раздоры; народ разбит на враждебные партии — города и села разорены гражданскими войнами; предместья, поселения и замки разрушены, разграблены и сожжены; крестьяне не могут собрать то, что посеяли, и сеять на следующий год. Солдаты безнаказанно позволяют себе любые бесчинства. Они не только грабят народ и разбойничают, но и совершают убийства и мучают людей: крестьян они пытают или убивают; девушек бесчестят; даже монахини беззащитны против их распутства и ярости; церкви ими осквернены, разграблены, разрушены; те же, которые еще сохранились, брошены пастырями, и народ почти лишен таинств… Недостаточно слышать или читать
