В прихожей непонятно как и откуда возникает приблудный номер Иллюстрированного Еженедельника. Роберт спрашивает, что это за макулатура, но после обеда целый час его читает. Вики, в чьи руки еженедельник попадает после, громко хохочет: «Ой, там голая тетя!» Выясняю, что это заявление, не совсем клеветническое, относится к крупной, на всю страницу, фотографии Памелы Прингл в огромном головном уборе с перьями, лифе, расшитом драгоценностями, одной подвязке и короткой тюлевой юбке – то есть в костюме, олицетворявшем Целомудрие на недавнем благотворительном конкурсе «Добродетель сквозь века», который проводился для сбора средств в пользу женской христианской миссии в Индии.

Шутливо спрашиваю Роберта, хочет ли он, чтобы я регулярно покупала Иллюстрированный Еженедельник, на что он обезоруживающе отвечает, что да, хочет, но не этот, а в котором пишет Марш. Я переспрашиваю: «Марш?» Да, Марш. Пишет дельно и в книгах разбирается, так что мне должно понравиться. Мне нравится, но Марша не припоминаю. Роберт утверждает, что я точно его знаю – да все знают, – он ведет еженедельную колонку про книги. Меня озаряет: «А, Ричард Кинг!»[325] Роберт подтверждает мою догадку и добавляет, мол, он не сомневался, что я его знаю, да все знают, и уходит в сад.

(NB. Интуиция жены работает очень своеобразно и, должно быть, подчиняется законам, которые пока недоступны ограниченному человеческому разуму. Готовый материал для очень глубокой, возможно, научной статьи. Надо бы сделать предварительные заметки, но стирка зовет, и вместо заметок приходится думать о том, что из бельевой корзины куда-то пропало все содержимое, кроме тридцати четырех носовых платков и одного полотенца для лица. Решаю отложить статью до следующей недели.)

Стоит отпустить Этель днем на несколько часов, как начинается неизбежное нашествие посетителей, которых впускает в дом Кухарка с неподобающей формулировкой: К вам какие-то люди, мэм. «Какие-то люди» оказываются некоей миссис Поппингтон, которая весьма негуманно поторопилась нанести ответный визит, со взрослой дочерью, представленной мне как Моя Девочка. Миссис Поппингтон устраивается на подоконнике, с которого я едва успеваю убрать плюшевого мишку, пластилин и две надкушенные плитки шоколада, а Моя Девочка в течение всего визита сидит, развалившись в кресле, и читает «Панч».

Обсуждаем прислугу, холодные Восточные Ветра и обрезку тисовых изгородей. Мисс П. выражает надежду, что я хорошо знаю Йоркшир[326]. Вынуждена ответить, что нет, и разговор заходит в тупик. Зачем-то тихо добавляю – ну, мол, разве что сестер Бронте. Миссис П. встревоженно смотрит на меня и тут же начинает собираться. Моя Девочка отшвыривает «Панч», и мы с миссис П. прощаемся. Уже из машины она доверительно говорит, мол, не представляет, что я, наверное, думаю о манерах ее дочери. Могу и очень хотела бы ее просветить, но Моя Девочка сразу заводит мотор и уезжает вместе со своей родительницей.

21 апреля. Последняя порция писем, две открытки и телеграмма возвещают приезд Фелисити, однако не тем поездом, которым обещалось, и без багажа – за ним Роберту придется ехать специально. С облегчением вижу, что, несмотря ни на что, Роберт рад ее видеть, и мысленно отмечаю, что Глоток Воздуха из Большого Мира полезен живущим в деревне.

22 апреля. Чуднáя реакция Фелисити на известие, что я везу ее на обед с писательницей, прославившейся на двух континентах своим обширным и неоценимым вкладом в мировую литературу. Фелисити отвечает, что это очень мило с моей стороны, но не буду ли я против, если она останется дома с детьми? Отвечаю, что буду очень даже против. Какое-то время мы сердито смотрим друг на друга, после чего Фелисити испуганно выпаливает, что (а) не знает, что надеть, (б) не сможет поддержать в гостях разговор, (в) не хочет попасть в книгу.

Пункты (а) и (б) я возмущенно игнорирую, а по поводу (в) говорю, что на это можно не надеяться. Фелисити резко отвечает, мол, она не понимает, что я имею в виду.

Снова тупик.

Привожу последний аргумент: Касабьянка с детьми уедут в Плимут к дантисту, Роберта не будет дома, а слугам я сказала, что обед сегодня не нужен. Фелисити сдается, и я сразу же предлагаю все отменить. Она яростно протестует, и мы уходим переодеваться.

Извечный вопрос: Почему мой гардероб содержит либо верхнюю одежду, больше подходящую для арктических регионов, либо какие-то несуразные наряды, которые годятся разве что для тропиков? Золотой середины не существует.

Вынуждена удовольствоваться жакетом и юбкой из коричневого твида, желтым шерстяным джемпером – его рукава ужасно мешаются под жакетом, – желтым платком, художественно повязанным на шее, и соломенной шляпкой с блестящей лентой, причем шляпка выглядит слишком летней по сравнению с остальным нарядом. У Фелисити более удачный вариант: очаровательное платье в черно-белую клетку, короткая ворсовая куртка коричневого цвета и черная фетровая шляпка, прекрасно дополняющая образ.

Касабьянка услужливо подгоняет к крыльцу автомобиль, вымытый ради такого случая, и сообщает, что стартер, кажется, сломан, но, возможно, сработает на склоне. А рукояткой он заводить не советует – пытался, и мотор взбрыкнул. Можно подумать, мы имеем дело с опасным диким зверем, а не с дряхлым автомобилем.

Говорю Касабьянке «спасибо», детям – «пока», завожу мотор, но он тут же глохнет. Фелисити не к месту спрашивает: «Не очень-то хорошее начало, да?»

Касабьянка, Робин и Вики настроены более оптимистично. Они резво толкают автомобиль, и ближе к дороге мотор снова заводится. Через четверть мили Фелисити сообщает, что, кажется, кто-то из детей прицепился к машине сзади. Останавливаюсь, нахожу Робина и сердито его отчитываю. Он выглядит пристыженным. Смягчаюсь и говорю, что на этот раз прощаю. Он сразу веселеет, машет нам рукой и улыбается, оседлав живую изгородь.

Первые десять миль мы почти не разговариваем. Фелисити спрашивает, как поживает Та ужасная женщина, ну, которая носит нелепый плащ и читает книги. По описанию сразу угадываю, что речь идет о мисс Пэнкертон, и отвечаю, что, Бог Миловал, я не натыкалась на нее уже несколько недель. Еще мы обсуждаем летние наряды, племянников Фелисити, леди Б., которая сейчас катается на яхте по Средиземному морю, и далекие школьные годы.

После паузы в разговоре Фелисити изменившимся голосом спрашивает, подъезжаем ли мы уже. Да, подъезжаем. Перед поворотом останавливаемся, чтобы припудрить носы, и к маленькому красивому коттеджу в стиле королевы Анны[327] прибываем молча.

Нахожусь почти в таком же оцепенении, как Фелисити, и не могу понять, зачем вообще предприняла эту поездку. Оставляю машину в дальнем конце изысканного дворика, где она смотрится особенно отталкивающе и убого. Нарядная горничная в бело-лиловом платье и чепце ведет