Шрифт:
Закладка:
Бэкона называли безнравственным обманщиком и шарлатаном, попрекали за любовь к роскоши, за двурушничество, за измену друзьям, его обвиняли в плагиате у своих предшественников, неосведомленностью в науках своего времени, всячески принижали его значение как основоположника опытных наук. Но проходил период, и Бэкона, его имя, снова возносили на щит, клялись им.
В 1794 году (декрет от 20 брюмера) революционный французский Конвент постановил: срочно издать сочинения Бэкона за государственный счет и распространить в массах…
Моим всегдашним желанием было получить какое-нибудь скромное место у ее Величества не потому, что меня мучила жажда власти и почести как человека, родившегося под влиянием Юпитера или Солнца; вся жизнь моя протекает под влиянием созерцательной планеты; мое честолюбие состоит главным образом в освобождении наук от двоякого рода разбойников, опустошающих ее области, а именно: от пустых прений, от грубых и нелепых выводов, ошибочных наблюдений и народных предрассудков, и в замещении этого печального хлама точными наблюдениями, строго доказанными истинами и плодотворными открытиями.
Основной целью своей жизни Фрэнсис Бэкон (мы указываем имя, ибо был еще другой великий англичание-Бэкон – Роджер, 1214–1294, философ-монах) ставил работу над грандиозным планом «Великого восстановления наук». Освобождения их от схоластических пут церковной догматики (схоластика «бесплодна, как посвященная богу монахиня», – писал Бэкон).
В многочисленных трудах – главный из них «Новый Органон» (назван «новым» в противовес «Органону» Аристотеля, посвящен королю Якову I, вступившему на престол после смерти Елизаветы), 1620 год, писался около 30 лет, – Бэкон выковывал истинный научный метод исследований: средневековых ученых-схоластов он называл лающими чудовищами и болтунами.
Эмпириков, ограничивающихся только опытом, он сравнивал с муравьями, суетливо переносящими тяжести; догматиков, строящих системы силами одного только разума, уподоблял паукам, ткущим из себя паутину. Настоящий ученый, считал Бэкон, должен быть подобен пчеле, собирающей сок из растений (эксперимент) и затем перерабатывающий его в мед своими силами (интеллект).
Сейчас подобные взгляды могут показаться тривиальными и наивными. Но не следует забывать, что высказывались они в темные годы средневековой схоластики, когда в публичных диспутах в Сорбонне решался, скажем, вопрос о том, сколько же чертей может уместиться на острие иглы!
Анализируя причины заблуждений разума, Бэкон указывал на четыре ложные идеи – «призрака», или «идола»: «призрак рода» – очеловечивание природы; «призрак пещеры» – ошибки, связанные с индивидуальными особенностями и недостатками человека-исследователя; «призрак рынка» – некритичное отношение к широко распространенным в обществе мнениям; «призрак театра» – слепая вера в авторитеты и традиционные догматические системы.
Понятно, что Бэкон пытался всячески восстановить, оживить все здоровые идеи прошлого. Мнения древних мыслителей, придавленные авторитетом оскопленного церковью Аристотеля. Поэтому он, к примеру, открыто противопоставляет Демокрита «говорунам» – Платону и Аристотелю – и ставит своей задачей воскресить атомистику Демокрита, преданную незаслуженному забвению.
В «Новом Органоне» Бэкон писал по этому поводу:
«Варвары обрушились на Римскую империю, как наводнение, причем корабль науки был разбит в щепы. Философия Аристотеля и Платона, подобно обломкам из более легкого и пустого материала, была волнами времени сохранена для нас… Но что касается более древних из греческих ученых – Эмпедокла, Анаксагора, Левкиппа, Демокрита… то их произведения… были уничтожены в потоке времени. Ведь время, как река: более легкое и пустое внутри оно донесло до нас, более тяжелое, веское погрузило на дно».
Деятельность Бэкона как мыслителя и писателя была направлена на пропаганду новой науки, на указание ее первостепенного значения в жизни человечества, на выработку нового целостного взгляда на ее строение, классификацию, цели и методы исследования.
Он занимался наукой как ее лорд-канцлер (высшая должность в Англии той поры), разрабатывал ее общую стратегию, определяя генеральные маршруты ее продвижения и принципы организации в будущем обществе. Повторим, идея великого восстановления наук – Instaurationis Magnae Scientiarum – пронизывала все его философские сочинения, провозглашалась им с многозначительностью, завидной настойчивостью и энтузиазмом.
Влюбленные в практику без науки словно кормчий, ступающий на корабль без руля или компаса; он никогда не уверен, куда плывет.
В «Новом Органоне» в разделе «Афоризмы об истолковании природы и царстве человека» (афоризм № 3) сказано:
«Знание и могущество человеческое совпадают, ибо незнание причины затрудняет действие. Природа побеждается только подчинением ей, и то, что в созерцании представляется причиной, в действии представляется правилом».
На латыни (в конце жизни все свои главные труды Фрэнсис Бэкон перевел с английского на язык науки того времени – латынь) тот же отрывок выгладит так: Scientia et potentia humana in idem coincidunt… Вот из этого-то начала длинной фразы и родилось, в конце концов, заманчивое обещание Scientia est potentia.
Но, укоротившись, ужавшись (вначале высказывание было более осторожным, говорили: «знание есть сила, сила есть знание»), сократившись всего до двух слов: «Знание – сила», этот афоризм превратился в сущую загадку. «Знание – сила»? Каким это образом? Что все-таки значат эти слова? Как их понимать?
Воззрения Бэкона критиковали. Знаменитый немецкий химик, ученый, забияка и драчун, Юстус Либих (1803–1873) усматривал в сочинениях Бэкона лишь претенциозность и профанацию научного метода. «Ни польза, ни изобретение, ни господство, ни могущество не составляют цели науки», – писал он, яростно нападая на Бэкона.
Как и художник, истинный ученый, считал Либих (в статье «Бэкон Веруламский и естествознание»), должен уединиться в башне из слоновой кости. Наука для науки! – так, по Либиху, должен был решаться спор о цели человеческого знания.
Прямо противоположной позиции придерживался Бэкон (как и Карл Маркс, одиннадцатый тезис о Людвиге Фейербахе: «Философы лишь объясняли мир так или иначе; но дело заключается в том, чтобы изменить его»). Для Бэкона всякая наука, не приносящая никакой ПОЛЬЗЫ, не имела никакой цены, была нонсенсом, бессмыслицей, оксюмороном.
Впрочем, вот его точные слова на сей счет:
«Мы желаем предупредить всех людей, чтобы они не упускали из виду настоящие цели науки и убедились бы, что не следует ею заниматься ради пустого времяпрепровождения или ради предмета, пригодного для споров, или ради того, чтобы презирать других, или из-за собственных интересов, или чтобы прославить свое имя, или ради увеличения своего (личного – Ю.Ч.) могущества, или ради какого бы то ни было подобного повода, но чтобы принести пользу (выделено мною – Ю.Ч.) и приложить ее к потребностям жизни».
