Я попытался не завидовать. И не ржать.

По обоим пунктам получилось не очень.

— Ладно, не буду жаловаться на то, что мне мало платят! Я обожаю чувство жалости к себе, недооценённому, благо оно — важная часть моей работы. Но даже мне не по силам притвориться, что у меня не хватает денег. Просто… скажем так, по личным причинам я не могу уехать.

— По личным причинам?.. Смешно.

— Наверное.

— Объясни.

— А не лопнешь?

— Мне интересно. Объясни.

Я почувствовал почти непреодолимое желание поделиться. Перед глазами замелькали картинки: могила на старом пражском кладбище, часы, которыми моя душа так дорожила, дом, в котором она жила, улицы, по которым ходила… Теперь она здесь, со мной в ангельском обличье, но она совсем юна. Совсем на себя пока ещё не похожа.

И это хорошо, это отлично, но в глубине души я тоскую — по нашему противостоянию равных, по посиделкам, по привкусу тёмного колдовства на языке, по разговорам.

Я не хочу покидать эти улицы… слишком уж много воспоминаний тут живёт.

Хэл хмыкнул и отвёл взгляд.

— Интересно. И всегда смешно.

Это начинало раздражать.

— Снова твои штучки из отдела лжи?

Хэл только хохотнул.

— Мне не нужны никакие штучки из отдела лжи, чтобы видеть очевидное. Вот скажи, Шаази, ты веришь во власть дорог?

Серьёзно?

Да они издеваются!

Нет, не сдержусь.

— Вы со своим этим Пророком коллективно издеваетесь, — сказал я раздражённо. — Я ещё понимаю, он, светлый, витающий в своих эфирных облаках. Но ты-то не хуже меня знаешь, что значит быть пленником дорог! Ты ведь сам испытал на себе, как хорош наш Шеф в том, чтобы завязывать дороги узлом. Или ты хочешь сказать, что твои дороги он не контролирует?

На лице Хэла нарисовалось самое настоящее возмущённое изумление.

— Я?! Да какие в Бездну дороги… В смысле… Стой, давай с самого начала. Это Шеф, значит, твои дороги связал узлом? Серьёзно?

Теперь пришла моя очередь смотреть на Хэла без понимания. Неужели у ребят из их отдела всё иначе? И, если так, как к ним туда перевестись?

— Все дороги ведут в Офис, — сказал я ему. — Наш Шеф — великий мастер дорог, и именно он заставляет нас каждый раз возвращаться. Допускаю, что у вашего отдела привилегии, но…

И тут Хэл расхохотался.

Он смеялся и смеялся, но это было не так, как в прошлый раз, и…

А когда он был, прошлый раз? Что?..

Перед глазами моими побежали круги.

— Шеф, значит, — голос Хэла звучал отовсюду, и от интонаций и тона мне стало откровенно не по себе. — Это очень удобно, правда? Верить, что твои дороги связал узлом кто угодно, но не ты сам. И ещё удобнее всегда и в любых обстоятельствах точно знать, кого в этом обвинить!

И вот честно, Хэл в этот момент был самой пугающей тварью, которую только можно придумать.

Реальность кривилась вокруг него, размывалась, наполнялась одновременно отчаянным безумием и не менее отчаянным азартом свободы, той самой, подлинной, невозможной, которой не бывает, — но глупо об этом думать, когда воплощение этой самой свободы сидит напротив . И Хэл страшен, он ужасен, и смотреть ему в глаза было почти что мучительно… как смотреть в глаза самому себе.

Без прикрас.

И эта его самоуверенность бессмертного, могущественного, свободного — она встала мне комом в горле, она заставила дрожать от ярости руки, она сорвала все предохранители, как селевой поток смывает плотину.

И я не знал, кто такой Хэл, я знал и не знал, мой разум расслаивался. Подавленные воспоминания всплывали и тонули, очевидные факты плавали под поверхностью, как рыбы под тонким льдом. И вспомнить, кого знали в своё время под именем Хэлаал, было не так уж легко, но возможно… Я понял, кто он.

Я ему врезал.

Я должен сказать, что драка двух материально-нематериальных, суперсильных, способных переноситься с места на место и из отражения в отражение тварей — это всегда зрелище впечатляющее.

Что-то на манер местных фильмов о супергероях, но без цензуры: то есть, если уж в кого-то с нечеловеческой силой запустить полоску металла, этот кто-то развалится на два кусочка. И вот это вот всё.

Но тут нам, а заодно городу и мосту повезло: с лёгкой руки Хэла нас двоих почти мгновенно вымело в третье отражение, где можно было порезвиться от души.

Ну мы и, в общем-то, порезвились.

Хэл меня одолел (кто бы, впрочем, сомневался) и прижал спиной к высоченному, до самого неба, дереву, которое в реальности, очевидно, было одной из опор моста. Я прикинул, что сейчас меня убьют.

Но у Легиона были другие планы: он снова ржал, как сумасшедший.

— Ну ты и псих, голубь помоечный, — сказал он сквозь смех, — самый натуральный чокнутый! Хотя не могу не отдать должное: смелости тебе не занимать. Ну, или придури, но это вполне можно засчитать за два в одном. Ну и как, легче стало?

— Немного, — признал я честно.

— И даже раболепствовать больше не тянет? — смех в его глазах заставлял окружающее пространство вибрировать.

— А смысл? — уточнил я.

— Никакого, — оскалился он в ответ. — Смысл придумали люди, это что-то вроде любви и Санта-Клауса: сказочка, в которую так приятно верить.

Я хмыкнул и опёрся головой о ствол дерева.

Приступ ярости прошёл, но страх не пришёл взамен: я просто смотрел на Шефа и пытался понять, почему всё это время его так боялся.

Ну, то есть, он страшный, без вариантов.

В том смысле, в каком страшно любое честное зеркало, показывающее тебя без прикрас.

Ну и да, ещё он может растереть меня в порошок, если захочет. Но, что весьма парадоксально, пока что вроде бы не хочет — хотя я изволил сообщить ему, что он “так себе демон”, назвать идиотом и дать в морду. Чего мне бояться теперь?

Но дело даже не только в этом.

Вопрос ещё в том, чего или кого я всё это время боялся на самом деле.

И мне не нравится ответ, который уже застыл на кончике языка, желая быть озвученным.

— Так значит, стандартное обличье номер один — твой обычный облик? — ну надо же хоть что-то сказать, правда?

— Это действительно то, о чём ты хотел спросить?