под руководством монарха. Составные части Британской империи в любое время могут стать автономными, Индию они не смогут бесконечно удерживать в этом виде. Даже сейчас Индия — это источник слабости, а не силы империи». Как видим, у Путина ошибка в цифрах. Хауз говорит о разделе России на 4 части, Путин – на пять. Более значимо то, что Хауз мечтает о распаде не только России, но и Британской империи. Так что вряд ли эта запись может служить доказательством единства коварных замыслов «англосаксов». Кроме того, тут нет ничего противоречащего тогдашней политике большевиков. В провозглашённой 15 ноября 1917 г. Декларации прав народов России идея «самоопределения» доводилась до крайности («вплоть до отделения»)[1]. И даже Временное правительство было готово отдать то, что благодаря немецкому наступлению уже потеряло. 29 марта 1917 в обращении к полякам указывалось, что «Временное правительство считает создание независимого польского государства, образованного из всех земель, населённых польским народом, надёжным залогом прочного мира будущей обновлённой Европы»[2]. В те годы разделение Россия было наличным фактом, а не чьей-то мечтой. «В 1918–1920 гг. у Вильсона был соблазн согласиться с рекомендациями ближайших советников и признать факт распада Российского государства. Но Вильсон эту грань не перешёл, хотя и делился в ноябре 1918 г. с Лансингом своими сомнениями, возможно ли предоставить русским место за столом мирных переговоров, с учётом «нынешнего, по крайней мере, временного расчленения России на пять частей – Финляндию, Балтийские провинции, европейскую Россию, Сибирь, Украину»»[3]. 5. Ни Хауз, ни Вильсон  не были русофобами. 28 ноября 1917 г. находившийся в Париже Хауз, заметив, что в американской печати всё чаще стали относиться к России, «как к врагу», призвал президента и государственного секретаря «подавить» (supress) эту опасную тенденцию, способную подтолкнуть русских в объятия Германии[4]. В то же время Президент Вильсон с неподдельным энтузиазмом отзывался о попытках «русских представителей» в Брест-Литовске добиться «открытых переговоров», свидетелями которых станет «всё человечество». По его словам, они действовали «весьма справедливо и мудро», «искренно и серьёзно» требуя справедливых условий мира и отказываясь обсуждать предложения, «стремящиеся к завоеванию и господству». Вильсон открыто выражал свою симпатию к русскому народу, который в самые тяжёлые времена «не желает уступить ни в принципе, ни на деле»: «Его точка зрения на то, что является справедливым, гуманным и приемлемым для него, была установлена с такою откровенностью, широтою взглядов, душевным благородством и чувством симпатии к человечеству, что должно вызвать восхищение всякого истинного друга человечества». 9 января глава Белого дома признал, что был «поражён» здравым смыслом русских предложений в Брест-Литовске[5]. 6. И Хауз, и Вильсон  были миротворцами. По поручению президента Вильсона он ездил в Европу с планом «мирной конференции» без аннексий и контрибуций. Призыв Вильсона к «миру без победы» разозлил французов и англичан, борющихся за полное и решительное поражение Германии. Солдаты стали называть неразорвавшиеся снаряды «Вильсонами». (позже нападения немецких подводных лодок на американские торговые суда и ставшие известными немецкие планы, подстрекавшие Мексику к нападению на США («телеграмма Циммермана»), вынудили Вильсона вступить в войну). Далее он участвовал в Парижской конференции и создании Лиги Наций, однако во время её работы возникли серьезные политические разногласия между ним и президентом — Хауз шёл на компромиссы, неприемлемые для Вильсона. Ещё больше неприязнь усугубилась, когда Вильсону стало известно, что зять Хауза, член Американской делегации Гордон Ачинклосс, делал уничижительные комментарии о его политике. 7. Но разногласия между Хаузом и президентом начались раньше. Это видно из той же самой дневниковой записи 19 сентября 1918 года. В той самой дневниковой записи Хауз дважды отмечает, что «практически полностью не согласен» с тем, как президент Вильсон реагирует на ситуацию в России. Конкретней: «Я не согласен с президентом в том, что касается сохранения территориальной целостности России» (i am not in agreement with the President as to leaving Russia intact) [6]. 8. Позиция Вильсона и в самом деле была ровно обратной. Шестой из 14 мирных пунктов президента Вильсона (8 января 1918) предлагал: «Освобождение всех русских территорий и такое разрешение всех затрагивающих Россию вопросов, которое гарантирует ей самое полное и свободное содействие со стороны других наций в деле получения полной и беспрепятственной возможности принять независимое решение относительно её собственного политического развития и её национальной политики и обеспечение ей радушного приёма в сообществе свободных наций при том образе правления, который она сама для себя изберёт. И более, чем приём, также и всяческую поддержку во всём, в чём она нуждается и чего она сама себе желает. Отношение к России со стороны наций, её сестёр, в грядущие месяцы будет пробным камнем их добрых чувств, понимания ими её нужд и умения отделить их от своих собственных интересов, а также показателем их мудрости и бескорыстия их симпатий». Россию Вильсон предпочитал бы видеть, говоря словами известного американского учёного Л. Гарднера, «либеральной, но не расчленённой». В конце мая 1918 года американское правительство направило представителю США при Антанте сообщение, в котором говорилось: «Президент считает, что бедствие в России накладывает на нас обязательства непоколебимой верности принципам территориальной целостности и политической независимости этой страны».[7] Далее Вильсон отдельно подчёркивает, что идея о том, что Японии можно было бы передать часть азиатской территории России, «неприемлема», а все военные действия в отношении противников (Германии и её союзников), которые могут быть связаны с портами в Мурманске и Архангельске, должны проходить «в условиях однозначного одобрения русских и не должны иметь своей конечной целью восстановление «старого режима» или любое другое вмешательство в политическую свободу народа России». Вильсон не ставил под сомнение будущее России как единого и демократического государства, рассчитывая на то, что «объединение экономического, военного и политического потенциала американской и русской демократий при лидерстве Вашингтона позволило бы ему осуществлять самые амбициозные планы глобальной политики»[8]. Многие деятели Белого движения, включая Б.А. Бахметева (посол, назначенный Временным правительством; лишь 30 июня 1922 года Бахметева американские власти перестали признавать послом России) поддержали идею участия США в интервенции отнюдь не только потому, что это давало шанс на успех и способствовало объединению антибольшевистских сил. В присутствии американцев они видели известную гарантию сохранения единства страны[9]. 9. Именно во время и в связи с интервенцией Союзников в России. происходит первый в истории дипломатический конфликт США и Японии. Главным страхом для Антанты был выход России из войны. В мае 1917 г. США, Великобритания и Япония договариваются о секретном соглашении относительно положения России. В соответствии с ним руководители трёх держав обсуждали негативный сценарий сепаратного мира России