Шрифт:
Закладка:
Я сделал глоток, сморщился — кофе остыл.
За окном ветер гонял по дороге первые желтые листья. Солнце с востока всходит уже не так бодро как летом, и прячется на западе быстрей. Вечерами прохладнее, утром свежее.
Но своя прелесть в осени все же есть. Мне тоже нравиться осень. Но только ее золотой период, когда солнце, желтые листья, запах земли и дыма, легкая печаль на душе. А вот стоит зарядить бесконечным дождям, серым и холодным, то такая тоска нападает, хоть стреляйся. Недаром же обострение суицида приходится именно на осенний период.
В городе все стало по-прежнему. Люди вернулись в свое обычное состояние, естественно, ничего не помнят, словно все это было ночным кошмаром. Кто-то видел себя во сне тупым зомби, кто-то отвратительным звероидом. Но проснулись — и все забыли. Вернулись к своей прежней жизни: так же ходят на работу, так же смотрят по вечерам телевизор, так же воспитывают детей.
Лето пролетело незаметно. Город отметил юбилейную дату своего главного предприятия — металлургического завода, установил в эту честь фонтан на пруду, к августу убрал его. В общем, все идет своим чередом, жизнь продолжается.
Мне самому все труднее представить, что что-то было. Что был старик, чье незримое присутствие я до сих пор ощущаю. Мне легче представить Систему в виде осязаемого объекта, этакого мудрого и всезнающего старца.
Сегодня суббота, мы собрались у мамы в доме.
Глеб приехал после обеда, мы поговорили пять минут, ничего нового я ему сказать пока не мог.
С утра мы с отцом замариновали мясо, установили мангал, и пока угли набирали жар, Глеб откопал во дворе мою ржавую штангу, весело разминался. Я смотрел через окно веранды, как он игриво тягает штангу. Он когда волновался — всегда тягал железо. Совсем не изменился.
Слышу, как мама и отец перепираются на кухне. Они все такие же, спорят, ругаются иногда, но несильно, потому что все равно любят друг друга.
Ольга в комнате поливает цветы. Она пока не решается переехать ко мне в Угорск, а мне теперь отсюда уезжать нельзя. Старик не обманул меня, вернул мне с «энергией» мужскую силу, и в конце зимы мы ждем пополнения в семействе…
Петрович снова лучший друг Серого. Они ничего не помнят, все так же спорят, так же работают в офисе на заводе. Хорошо, что раны у Серого оказались не глубокими, и помощь оказали вовремя.
Маринку я больше не видел. От Светки я узнал, что она уехала в другой город, созванивается с ней иногда, все у нее хорошо.
Что-то подтолкнуло меня выйти на улицу. Я натянул джинсы, курточку, на босу ноги кроссовки, спустился с крыльца, остановился у калитки.
Посмотрел вдоль улицы на редких прохожих, таких разных, и в то же время таких одинаковых — нормальных, веселых, жизнерадостных. Дети, взрослые, вот молодая парочка прошла, а вот два парня с пивом в руках, а вот вдалеке бредет… старик.
Старик?
Я присмотрелся: далековато, метров триста, но да, это он, без сомнения.
Тот же балахон с капюшоном, бородка, вроде бы торчит вперед.
Я смотрел и не верил своим глазам.
И тут старик поворачивает голову, будто услышав меня.
Я замер, задержал дыхание…
Медленно поворачивается капюшон, движения затормаживаются.
И мне предстает страшно уродливое лицо. В шрамах, в оспинах, опухшие глаза едва светят жизнью. И никакой бородки, никакого горящего взгляда.
Уф! Показалось.
Никакой это не старик, просто бомж. Урод.
Урод?
Слово вгрызается в мозг.
Урод. Урод.
Начинает колоть под ложечкой, ощущения обостряются. Я даже уловил на краткий миг запах помойки, мочи и давно не мытого тела этого… человека.
Урода.
— Что с тобой?
Я, вздрогнув, обернулся. Ольга неслышно подошла, смотрела на меня удивленно.
— Ничего, — выдавил я из себя. — Я… я просто…
— Ты какой-то бледный. Все хорошо?
Она потрогала мне лоб, заглянула в глаза.
Я замялся, отвел взгляд.
— Да все хорошо, правда…
— Не ври. Я же вижу, что не нормально, — она посмотрела вдоль улицы. — Ты как будто увидал кого-то. Кого?
Не хотелось ее посвящать в свои подозрения, догадки, предчувствия. Но разве можно отвертеться? Она же женщина, чутье у них в крови.
Я вздохнул, взял ее за руки, посмотрел в глаза.
— Я видел знак, — сказал я на выдохе.
— Какой знак? — насторожилась Ольга.
— Ну-у, — я отвел взгляд, она повернула лицо обратно.
— Какой знак? Говори же, не тяни! Я все равно выпытаю!
Я сдался.
— Ну, хорошо. Скоро что-то случится. Сначала я видел сон…
— Сегодня?
— Да…
— Я так и знала! — воскликнула она. — Тебе кошмары снились, ты весь дрожал, даже меня разбудил.
— Да? Я не помню…
— Да ты никогда не помнишь, спишь, как бревно, пушкой не разбудишь. Что тебе снилось?
Я рассказал про кошмар.
— Кто это? — спросила Ольга спустя минуту.
— Я не знаю, Оля. Но вот этот старик сейчас… бомж, они как-то связаны.
— Как?
Я пожал плечами, оглянулся на улицу. Бомжа-старика там и след простыл.
— Не знаю. Но я увидел урода, настолько страшного, как… монстра в человеческом обличии. Это знак. Я это чувствую. Что-то не так с этим заданием.
— Заданием? Опять? — Ольга тяжело вздыхает, обнимает меня, прижимается всем телом. — А я уже стала все забывать…
— Да. Опять, — сказал я. — Но ты же знала, что это не кончилось.
— Господи, — прошептала Ольга. — Нелюдь — это кто?
— Кто это, я сам не знаю. Но это точно не человек.
Глава 2
А в это время в секретной лаборатории, спрятанной за высоким забором в лесу, происходил разбор ЧП.
— Как? Как это могло случиться? — возмущался профессор Запольский, меряя комнату охраны короткими резкими шагами.
Двое охранников, Лузин и Коротков, тупо моргали и в очередной раз оправдывались.
— Да мы не знаем, как он прошел! — бормотал Коротков. — Он нас, похоже, загипнотизировал!
Профессор остановился перед ними, прожигая увеличенными стеклами очков глазами. Про себя же подумал, что подтвердилось мнение о том, что дикие люди обладают гипнозом и внушением. Что ж, это
