Как уже отмечалось, с 17 по 27 декабря по этому поводу в Токио состоялось заседание Чрезвычайного комитета по изучению вопросов внешней политики, на котором правительство отклонило план захвата российских владений, однако свернуло военное сотрудничество с Петроградом, в результате чего большая часть сотрудников военной миссии вернулась из России домой: 6 января 1918 г. Исидзака донес, что полковник Араки, капитан Куроки, лейтенант Кимура и старший мастер Нагатоми через два дня выезжают в Харбин, а полковник Коно и капитан Обата отправлялись в Стокгольм. Туда же намечалось направить генерал-майора Такаянаги и майора Токинори, в то время как сам атташе вместе с капитаном Судзуки и подполковником Фуруя оставался в России651.

В ответ военный министр, в целом одобрив действия Исидзака, потребовал от него оставить нескольких представителей при действующей армии в Москве и Петрограде для ведения там агентурной разведки, командировать Такаянаги на Украину, еще одного офицера – на Дон, отложив их выезд в Стокгольм или в Токио до «возникновения обстоятельств непреодолимой силы»652. Однако осуществиться этим планам было не суждено: в начале марта все японские военные представители и стажеры через Сибирь и Маньчжурию вернулись домой.

Постоянное упоминание в шифрованной переписке Стокгольма было не случайным: в соответствии с рекомендациями Исидзаки Генштаб планировал образовать там новый разведывательный орган, видимо с учетом успешного опыта работы полковника Акаси Мотодзиро против России в годы Русско-японской войны. Именно такую задачу – организация связи и ведение агентурной разведки – получил выехавший И января 1918 г. из Петрограда в Стокгольм капитан Обата Тосиро, который координировал свою деятельность с уже находившимся там с июня 1917 г. майором Умэдзаки Нобутаро653.

В рамках развертывания разведаппарата в Швеции кабинет министров Японии выделил Умэдзаки в феврале 1918 г. на покрытие годовых расходов на транспорт, жалованье и оплату телеграфной корреспонденции 30 647 иен золотом654. 1 апреля в помощь ему был направлен владевший немецким языком сотрудник Генерального штаба капитан Имаи Киёси, а 24 июля Умэдзаки стал официальным военным атташе при японском посольстве в Стокгольме, что окончательно оформило создание там разведывательного центра, занимавшегося сбором информации по Советской России и Германии655.

Оставшиеся в Москве и Петрограде немногочисленные сотрудники военного атташата внимательно наблюдали за развитием обстановки в нашей стране, черпая сведения главным образом из бесед с представителями Наркомата иностранных дел (НКИД), союзных дипломатических миссий и из советской прессы: в отправленной Хасимото 24 апреля телеграмме, например, источниками информации об организации, передислокации красноармейских отрядов, положении дел у австровенгерских военнопленных в Сибири фигурировали газетные публикации, наблюдения офицеров французской, британской военных миссий и представителей датского Красного Креста656.

В самом выгодном положении оказался подполковник Фуруя Киёси, поскольку с 12 марта 1918 г. Москва стала столицей Советской России, а японское посольство, включая сотрудников военного атташата, из-за немецкого наступления на Петроград эвакуировалось 28 февраля в Вологду. После возвращения Исидзаки домой в начале апреля там оставался только майор Хасимото, назначенный помощником нового военного атташе Фуруя657.

Несмотря на сокращение штатов и отъезд из Петрограда, резидентура Хасимото – Фуруя смогла в короткие сроки приобрести агентуру в Вологде и Москве. Летом 1918 г. агенты Хасимото совершили ряд поездок по разным районам Советской России, информируя его о деятельности германских военных представителей и формировании частей Красной армии. Источник «Ро» (№ 2), в частности, сообщал помощнику военного атташе об условиях сделки советского правительства с Германией по передаче ей остатков Балтийской эскадры в обмен на приостановку наступления на Петроград и о концентрации в июне отряда немецких военнопленных под Вологдой для подавления белочешского мятежа, а источник «И» (№ 1), ранее работавший в МИД, освещал переброски войск под Москву через швейцарских эмигрантов в Петрограде и деятельность отдела Востока Наркомата иностранных дел через сохранившиеся там контакты658.

В свою очередь, на связи у Фуруя находились как минимум три агента: один – имевший доступ к телеграфной переписке Москвы с Иркутском, один – контактировавший с сотрудниками Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) и сообщавший о ходе мирных перговоров с Германией, и один – получавший сведения из командования 10-й немецкой армии в Минске659. Кроме того, Фуруя сохранил деловые отношения с сотрудниками Всероссийского главного штаба, от которых в середине июня 1918 г. получил ряд разведсводок о немецких и австро-венгерских войсках на оккупированной советской территории и в Финляндии. С Фуруя непосредственно контактировал начальник Оперативного управления штаба генерал-майор С.А. Кузнецов, который параллельно возглавлял Комиссию по организации разведывательного и контрразведывательного дела и в сентябре 1919 г. был расстрелян как активный участник антисоветской организации «Всероссийский национальный центр»660.

Большое внимание весной 1918 г. военный атташат уделял строительству Красной армии, поскольку, как докладывал 4 апреля Хасимото со ссылкой на сотрудника Всероссийского главного штаба, «хотя формальная новая армия готовится к войне с Германией и Австро-Венгрией, на деле она должна быть готова выступить против Японии»661. Первым сообщением по этому вопросу стала шифровка Исидзака начальнику Генштаба от 23 марта о переезде Высшего военного совета во главе с Л.Д. Троцким в Москву, разработке им планов обороны Москвы, Петрограда и создания армии, а также организации рубежей обороны в Поволжье и на Урале на случай захвата обеих столиц немцами662.

27 марта более подробную информацию о формировании Красной армии в Токио доложил подполковник Фуруя. Он полагал, что идеологом создания регулярных вооруженных сил стал Л.Д. Троцкий, по инициативе которого Высший военный совет разработал проект назначения на командные должности царских военных специалистов, отвечавших только за оперативное планирование и руководство боевыми действиями, в то время как вопросы обучения, организации войск и несения внутренней службы оставались в компетенции представителей Советов. В соответствии с этим проектом за каждым военспецом ранга командира корпуса и выше должен был быть закреплен комиссар. От внимания Фуруя не ускользнули попытки укрепить воинскую дисциплину путем ограничения выборности командиров: по его данным, был подготовлен проект приказа о назначении высшего комсостава Советами, хотя красноармейцы могли выбирать командиров взводов, а командиры взводов и рот – командиров рот и батальонов соответственно. Фуруя также докладывал, что за два месяца планировалось довести численность Красной армии до 200 000–300 000 человек, а в случае необходимости, благодаря принудительно проводимому всеобщему военному обучению, под ружье могло быть поставлено все население.

Кроме того, московский резидент кратко охарактеризовал образованную постановлением от 25 марта 1918 г. систему центральных и территориальных военно-административных органов, наделенных функциями учета вооружения, людских и материальных ресурсов, набора добровольцев из числа демобилизованных солдат, крестьян, рабочих, бывших офицеров и унтер-офицеров. В отношении