бесспорно, должно быть отнесено основание знаменитой впоследствии обители – Троице-Сергиевой Приморской пустыни в Стрельне. Указ Императрицы об этом состоялся 29 августа 1733 года: «…указали мы выдать Троецкова Сергиева монастыря Архимандриту Варлааму (духовнику государыни – Ю.М.) на покупку приморского места четыреста рублев, записав в расход с роспискою…» (Кургатников А.В., 1996). Неоднократно в указах камерцалмейстеру А.И. Кайсарову «о расходах из комнатной суммы» (выделявшейся из казны на «собственное употребление Ее Величества» – Ю.М.) встречаются такие тексты, как нижеследующий: «Указали мы выдать в Троецкой Александроневской монастырь на поминовение блаженныя памяти матери нашей и сестер денег триста рублев, записав в расход с роспискою. Октября 11, 1733. Анна.».

Крайности характера удивительным образом соединились в ней. От знаменитого деда, Алексея Михайловича, унаследовала Анна не только искреннюю глубокую религиозность, но и любовь к шутам, скоморохам, охоте; от матери Прасковьи – тягу к общению с юродивыми, странниками, «дурами», удовольствие от лицезрения страданий и мук людских; от отца – болезненность, слезливость, быструю смену настроения и самочувствия. «Дин-дон, дин-дон… царь Иван Васильевич!» – Так прозвали острые на язык придворные Анну за частые колебания от зверств в духе Грозного до безудержных низкопробных забав.

Любимым местом охоты императрицы был Петергофский парк. Там расставлялись полотна, между которыми собаки гоняли зверей; полотен этих требовалось такое громадное количество, что для хранения их был выстроен отдельный цейхгауз. Практиковался еще способ охоты, называвшийся парфорс-яхт. Он заключался в том, что первоначально устраивалась облава, а затем общество охотников травило и стреляло разного рода зверей. Ружья для императрицы изготовлялись на Сестрорецком заводе и отличались богатой отделкой, золотыми насечками, фигурными ложами; во время охоты они заряжались обер-егерем Бемом, причем пули вкладывались в гильзы, смазанные салом. Императрица стреляла отлично, почти без промаха, и убивала пулей птиц в лёт. Об охотничьих ее подвигах иногда публиковалось в «Петербургских Ведомостях»; так, в № 64 за 1740 год напечатано следующее: «С 10-го июня по 26-е августа ее величество, для особливого своего удовольствия, как парфорс-яхтою, так и собственноручно, следующих зверей и птиц застрелить изволила: 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабана, 1 волка, 374 зайца, 68 диких уток и 16 больших морских птиц» (Шубинский С.Н., 1995).

Любовь к тяжелым парадным платьям делала ее громоздкой. Как фрегат, окруженный стаей лодчонок, царица медленно проплывала по анфиладам своих дворцов, сопровождаемая несметной толпой лебезивших фрейлин, кривлявшихся шутов и трепещущих приживалок… Одним из любимых развлечений Бирона и Анны Иоанновны были драки шутов. Их заставили нападать друг на друга, бить по лицу в кровь, валить на землю. Императрица хохотала до слез, глядя на них. Шутам приходилось повиноваться беспрекословно. Одному из них, Ивану Балакиреву, однажды нездоровилось и он отказался вступить в драку. Анна была взбешена. Шута приказано было выпороть нещадно; несчастный два дня пролежал после экзекуции, не будучи в состоянии ни встать, ни повернуться в постели. У царицы была страсть ко всякого рода вульгарному шутовству. Узнав, что В.К. Тредьяковский написал эротическую буффонаду в стихах, она призвала его и выразила желание услышать это произведение. Вот как поэт рассказывал об этом в одном из своих писем: «Имел счастье читать Государыне Императрице, у камеля, стоя на коленях перед Ее Величеством, и по окончании оного чтения удостоился получить из собственных Ее Императорского Величества рук Всемилостивейшую оплеушину» (Долгоруков П.В., 1977). Анне ничего не стоило публично ударить по лицу любого из приближенных за малейшую провинность. Княгиня Е.Р. Дашкова вспоминала, что княжна Хилкова, одна из ее родственниц, получила пощечину только за то, что перепутала фигуры во время танца (Вильмот М., 1987). Неоднократно испытала на себе тяжелую руку тетки и Анна Леопольдовна. За незначительную оплошность князь Голицин был усажен в огромную корзинку с куриными яйцами и ему было велено кудахтать для развлечения государыни. Личность императрицы дополнительно характеризует случай, рассказанный П.Н. Петровым (1879). В юности П.И. Панин, начинавший свою блестящую карьеру, стоял «на часах» во дворце. На свою беду, он почувствовал зевоту именно в тот момент, когда мимо проходила Анна. Он успел пересилить себя, тем не менее, судорожное движение челюстей было ею замечено. За эту ничтожную вину юноша был послан рядовым в пехотный полк, направлявшийся на турецкий фронт. Появилась в придворном обиходе и положительная деталь: большая любительница обильных парадных обедов и ужинов, Анна Иоанновна не терпела пьяных и при ней попойки, характеризовавшие двор при Екатерине I и Петре II, прекратились.

Обладая унаследованным от матери здравым смыслом много повидавшей в жизни русской женщины, императрица не совершала резких телодвижений ни во внешней, ни во внутренней политике. С 1728 года, когда столица была перенесена в Москву, жизнь Петербурга продолжалась как бы по инерции, но ее вполне хватило до возврата статуса стольного града на берега Невы в 1732 году. Это одно из немногих глобальных государственных дел, которое может быть поставлено в заслугу Анне Иоанновне. В эти годы город не покинули, продолжая реализовать задуманное Петром I и заключенные с ним контракты, Доменико Трезини, отец и сын Растрелли, Б.Х. Миних. Рядом с ними трудились «птенцы гнезда Петрова»: архитекторы Михаил Земцов, Петр Еропкин, Иван Коробов, корабельные мастера Филипп Пальчиков и Гаврила Меншиков, художники Андрей Матвеев, Иван Никитин, Григорий Мусикийский и др.

Справедливости ради стоит вспомнить и о добрых делах, выполненных в любимом Анной Летнем саду. Ею была введена должность хранителя и реставратора скульптуры сада, фигуры стали укрывать на зиму рогожами. В 1737 году в саду выпустили 100 соловьев, изловленных специально для этого в Московской, Псковской, Новгородской губерниях.

* * *

В силу своей врачебной специальности не могу не остановиться еще на одном аспекте правления этой императрицы. Анна вошла в историю под прозванием «Кровавой». Страна на десять лет превратилась в гигантский застенок – тысячи людей пытали на дыбах, их жгли раскаленным железом, «урезали языки», вырывали ногти, вешали, четвертовали, сажали на кол, колесовали, топили… Даже перо судебно-медицинского эксперта не в состоянии спокойно и объективно описать весь этот ужас. «Она не щадила крови своих подданных и смертную мучительную казнь без содрогания подписывала…», – вспоминал князь М.М. Щербатов (1986), заставший в живых многих людей, переживших то страшное время.

Тайная канцелярия при Анне Иоанновне располагалась в Петербурге на месте нынешнего дома № 12 по Садовой улице («Дом с четырьмя колоннадами»). При его сооружении в шестидесятых годах XVIII века были обнаружены засыпанные тайные ходы, подземные застенки с орудиями пыток, скелеты замурованных в стены людей (Канн П.Я. 1994). Примерная схема получения показаний выглядела следующим образом. Палачи хватали узника, связывали и поднимали на