– Это прелестное невинное дитя никогда не поставит свое имя под документом, где упоминается имя Джорджа Римуса, которого каждый встречный заклеймил как архизаговорщика всех времен!

При этом Римус колотил себя в грудь с такой силой, что казалось, “будто он стучит в котел, будто у него там металл или стальная плита”, и он не унимался, стуча еще и еще, странно лязгая суставами пальцев по плоти. Продолжая колошматить себя по грудной клетке, Римус оглашал свои мнимые прегрешения: его обвинили в вооруженном нападении – а он в жизни не держал в руках оружия; его обвинили в алкоголизме – а он капли спиртного в рот не брал. И все это время он колотил себя, словно его тело было дверью или окном, препятствием, мешавшим ему выбраться наружу.

– Вы когда-либо затрагивали тему отношений его жены и Франклина Доджа?

Да, сказал Симмонс. За день до того, как они встретились оформить трастовый фонд Ромолы, Римус выглядел абсолютно здравомыслящим. Но непосредственно перед подписанием документа Симмонс сообщил Римусу, что недавно к нему в контору заходила Имоджен. Она узнала, что федеральное правительство подало иск на компанию за неуплату налогов на 200 000 долларов, и известила Симмонса, что они с Доджем обратились в Вашингтон, в Департамент государственных сборов, и просили наложить арест на все доходы компании. Затем она обратилась в суд по семейным делам в Цинциннати и получила судебный запрет, не позволяющий получать средства с процентов Римуса никому, кроме нее самой.

Услышав это, вскочил уже Тафт.

– Погодите, – возмутился он, – мы требуем вычеркнуть из протокола все показания, касающиеся бесед с миссис Римус и действий и поведения кого-либо, кроме Джорджа Римуса.

Судья Шук отпустил жюри из зала, пока выносил свое решение: защита предоставила убедительные свидетельства того, что Джордж Римус страдал от “расстройства рассудка”, а потому может продолжить, чтобы показать причину этого состояния. Любая информация, полученная Римусом, которая могла способствовать расстройству его психики, будет принята к рассмотрению, даже если она неверна.

Тафт обмяк в кресле. Отныне нет запретных тем в обсуждении поведения Имоджен. В глазах присяжных она превратится из жертвы в подсудимую – без возможности ответить на обвинения, выдвинутые против нее.

* * *

Втайне от Тафта его отец со все большим беспокойством следил за ходом и характером судебного процесса. “Я чрезвычайно заинтересован в победе Чарли над Римусом, – писал он другу. – Римус – одиозный тип с отвратительной репутацией, грубо попирающий правосудие, но кичащийся своим знанием законов… Надеюсь, его спесь обнажит истинную сущность его личности и присяжные не клюнут на байки о его сумасшествии”.

Дежавю на Прайс-Хилл

В тот самый день, когда имя Виллебрандт прозвучало в суде, она получила телеграмму от прокурора Чарли Тафта с просьбой о помощи. “У Римуса тут свидетель, – писал Тафт. – Человек по имени Маршалл, который, кажется, связан с окружной прокуратурой Аляски. Мы полагаем, что это тот человек, который выступал обвинителем по делу винокурни “Джек Дэниэлс” в Индианаполисе. В любом случае мы хотели бы иметь копию письма, в котором Маршалл рекомендовал условно-досрочно освободить Римуса”.

Виллебрандт подшила телеграмму Тафта в пухнувшую день ото дня папку с газетными вырезками о Римусе. В заголовках мелькали имена многих ее коллег: Джон Маршалл, ее партнер по делу “Джек Дэниэлс”, проехал 4000 миль ради убийцы; Римус угрожал “ославить” имена давно покойных Джесса Смита и Уоррена Гардинга; Франклина Доджа защита вызвала в качестве свидетеля, чтобы получить от него документы, похищенные из дома Римуса. Виллебрандт обнаружила, что Дж. Эдгар Гувер продолжает собирать сведения о Додже, и положила этому конец; он сможет возобновить расследование, если уж так хочет, после завершения суда. Еще один бывший помощник окружного прокурора, Аллен Карри из Сент-Луиса, был вызван этим утром на свидетельскую скамью, дабы поведать новые байки о якобы сумасшествии Римуса.

Она ответит на запрос Тафта, но сначала надо было сделать кое-что еще.

* * *

– Меня зовут Аллен Карри, – представился свидетель. Он служил помощником окружного прокурора по округу Восточный Миссури в течение четырех лет.

– Вам знаком обвиняемый Джордж Римус?

– Я видел его однажды. Сразу перед вынесением обвинения в Индианаполисе по делу о винокурне “Джек Дэниэлс”.

По его указанию Римус явился к нему в кабинет для подготовки допроса перед Большим жюри, но, едва заслышав имя Франклина Доджа, начал бесноваться.

Пока Элстон продолжал опрашивать свидетеля, к столу обвинения подошел судебный пристав и тихонько похлопал Тафта по плечу. Его секретарь просил сообщить о важном телефонном звонке. Извинившись, Тафт поспешил в свой кабинет на четвертом этаже. На линии ждала Виллебрандт. Она рассчитывала поговорить с Тафтом до того, как Карри займет место свидетеля.

– Вы знакомы с Карри? – удивился Тафт.

– Более чем.

Тафт вернулся в зал суда, когда Элстон заканчивал допрос.

– Какое мнение у вас сложилось? – спросил Элстон. – Он вменяем или невменяем?

– По моему мнению, он был абсолютно невменяем.

Элстон уступил место стороне обвинения. Тафт, наклонившись к уху Баслера, шепотом вкратце передал содержание звонка Виллебрандт.

– Вы можете сообщить нам, почему послали за ним? – встав, задал вопрос Баслер.

– Я послал за ним, потому что рассчитывал еще раз представить дело большому жюри, и Виллебрандт, из Генеральной прокуратуры, решила…

– Вы имеете в виду миссис Виллебрандт? – уточнил Баслер.

– Миссис Виллебрандт из Генеральной прокуратуры думала иначе, – пояснил Карри, – она хотела, чтобы дело рассматривалось в Индианаполисе, а не в Сент-Луисе.

– А теперь, мистер Карри, – Баслер шагнул к свидетелю, – не будете ли вы любезны объяснить суду и присяжным причину, по которой вы оставили государственную службу? Вы ушли в отставку по собственному желанию?

– Нет, сэр.

– Это было требование, – медленно протянул Баслер, – миссис Виллебрандт, которую вы назвали Виллебрандт несколько минут назад?

– Нет, сэр. Миссис Виллебрандт…

– Потому что вы были замешаны в нарушении закона Манна и уволены…

– Нет, сэр…

– …за должностное преступление?

– Нет, сэр.

Элстон заявил протест, но Баслер сумел-таки опорочить свидетеля.

* * *

Один за другим свидетели защиты выходили к присяге, описывали странное поведение Римуса, и образ начал вырисовываться. И его обморок при виде разоренного дома в апреле, когда он вышел на свободу, отбыв срок, был не первым такого рода эпизодом.

Джордж Коннерс припомнил события 1925 года, вскоре после того, как Римус вышел из тюрьмы Атланты. Имоджен получила судебное предписание, запрещавшее Римусу входить в дом. Римус попросил Коннерса свозить его туда, взглянуть хоть краем глаза, и по пути у него случился приступ прямо в машине.

– Он схватил меня сзади, а я был за рулем, – рассказывал Коннерс. – И я врезался в бордюр и остановился.

Он вспомнил, что сказал Римус, слово