но нам не тесно; мы в недоумении, но не в отчаянии; гонимы, но не оставлены; низвергаемы, но не гибнем; всегда, где бы мы ни были, мы носим в теле мертвость Иисуса, чтобы и жизнь Иисуса в теле нашем была явлена. Хотя мы еще живы, мы предаемся непрестанно на смерть ради Иисуса, чтобы и жизнь Иисуса была явлена в смертной плоти нашей. Так что смерть действует в нас, а жизнь в вас (4:7–12).

А вот другое место, где Павел, еще искуснее пользуясь риторикой, объясняет, что жизнь апостола в страданиях и позоре – не повод для стыда, но свидетельство подлинного служения:

Мы о самих себе заверяем, как Божии служители: в терпении великом, в скорбях, в нужде, в тесноте; под ударами, в тюрьмах, в смутах; в трудах, без сна, без пищи; в чистоте, в знании, в долготерпении, в благости, в Духе Святом, в любви нелицемерной, в слове истины, в силе Божией, с оружием праведности в правой и левой руке, в чести и в бесчестии, при дурной молве и при доброй; как будто обманщики – хотя и верные; как будто неизвестные – хотя всем известные; как будто умирающие – а вот, мы живы; как будто наказываемые – а все же не убиты; как будто печальные, но всегда радующиеся; как будто нищие, но многих обогащающие; как будто ничего не имеющие – но всем обладающие (6:4–10).

И затем, еще усилив драматизм и в этот раз намеренно дразня своих адресатов, он перечисляет все свои «достижения» – только все они оказываются не такими, как нужно, потому что демонстрируют его слабость (11:21–12:7). Сам Господь говорит ему: «Довольно тебе благодати Моей; Моя сила достигает совершенства в слабости» (12:9). И потом он говорит:

Поэтому очень охотно я буду хвалиться скорее немощами моими, чтобы вселилась в меня сила Мессии. Поэтому я радуюсь немощам, обидам, нужде, гонениям и притеснениям за Мессию: ибо когда я немощен, тогда я силен (12:9–10).

Суть дела тут не в том, что Мессия однажды умер и его смерть навсегда изменила мир, хотя это и правда. И это не просто «механизм» спасения, хотя мы были бы вправе так сказать. Распятие Мессии не было странным единичным событием, через которое Бог сделал что-то с грехом и смертью, после чего все вернулось в обычное состояние: власть осталась такой же, как ее обычно понимали, и люди вернулись к привычной жизни, где есть честь и стыд, похвальба и престиж, социальная иерархия и претенциозность, как прежде. Нет, именно в силу того, что на кресте открылась сама природа Бога, действующего с помощью жертвенной любви, чтобы упразднить все структуры власти, справившись с грехом, который и давал этим структурам силу, теперь та же природа действует в служении благой вести – и не только через слова, но через характер и обстоятельства жизни тех людей, которые эти слова произносят.

Именно об этом Павел в первую очередь говорит во Втором послании к Коринфянам. Хотя тут он, как правило, не говорит о том, что на кресте однажды была одержана победа над злом, освободившая от него мир, он понял, что победа, некогда совершившаяся на кресте, должна реализовываться в жизни через крест – в частности, через апостольскую жизнь и служение, которые носят на себе печать креста. Хотя Павел, несомненно, сказал бы то же самое обо всех христианах с их различными призваниями, на протяжении большей части Послания он объясняет природу истинного апостольства и его защищает. Именно в этом ключе, как я думаю, надо читать тот центральный текст, вокруг которого строится все прочее.

Тут мы в очередной раз видим, как «завет призвания» выглядит на практике. Крест не просто позволяет нам «отправиться на небо» (хотя более широкая картина жизни после смерти тут есть, особенно в начале главы 5) или «всегда быть с Господом», хотя, несомненно, Павел в это верил. Но скорее, как и в Книге Откровения 1, 5 и 20, в результате смерти Мессии люди – в данном случае те, что осуществляют апостольское служение, – обрели свое призвание и получили средства для его осуществления. Мы уже бегло упоминали этот отрывок, но он достоин того, чтобы снова о нем поразмышлять, потому что он прекрасно дает понять, что думал Павел и о кресте, и о призвании, которое раскрывает перед людьми смерть Мессии:

Ибо любовь Мессии движет нами. Мы же пришли к убеждению, что Один умер за всех, значит, все умерли. А за всех Он умер, чтобы живые уже не для себя жили, но для Умершего за них и Воскресшего…

Все исходит от Бога. Бог примирил нас с Собою чрез Мессию и дал нам служение примирения. Бог примирял с Собою мир в Мессии, не вменяя им грехов их и вверив нам весть примирения. Итак, мы – посланники от лица Мессии, словно Бог увещает через нас. Мы просим от лица Мессии: будьте примирены с Богом. Мессия не знал греха, но Бог сделал Его грехом ради нас, чтобы в Нем мы стали воплощением Божией верности завету.

Но мы, соработники Бога, призываем вас: когда вы принимаете благодать Божию, не тратьте ее напрасно! Ибо Он говорит: «Во время благоприятное Я услышал тебя и в день спасения Я помог тебе». Вот теперь время благоприятное, вот теперь день спасения! (5:14–6:2)

Он повторяет это снова и снова, каждый раз развивая свою мысль. Мессия умер (чтобы примирить нас и мир с Богом), а Бог доверил нам это служение (служение примирения). Весь этот отрывок, как и большая часть Послания, говорит об этом служении – служении завета, которое дано Мессией и носит на себе образ креста.

Традиционно 5:21б переводят как «чтобы в Нем мы стали праведностью Божией», и потому многие думают, что речь тут идет о «двойном вменении»: наши грехи «вменены» Иисусу, а его праведность «вменена» нам. Но этого Павел не говорит. Такой подход чаще отражает идею «договора дел» (по крайней мере, на популярном уровне), а не попытку проникнуть в глубокие мысли новозаветных авторов. За ним стоит представление, что Павел размышляет о моралистической «праведности», которая сводится к «хорошему поведению» определенного типа – и то, что заработал своим хорошим поведением Иисус, можно перевести на наш счет, несмотря на наше дурное поведение. Это нездоровое упрощение и искажение того, что Павел говорит на самом деле. Он хотел сказать: крест освободил людей от греха, так что