Шрифт:
Закладка:
Меня накачивали бело-зелёным vis так быстро, как никогда ранее, я не привыкла только получать, не отдавая, и вскоре мне пришлось абстрагироваться от всего и только усваивать подарки.
Сколько так продлилось, сложно сказать, но вдруг накачка прекратилась и в голове прозвучал звенящий от напряжения голос Лиана: «Свершилось».
Ландыши таяли. Эти глупыши хотели умереть и сейчас совершенно не цеплялись за жизнь.
Недавно я поняла: их чёрная vis-система столь неуязвима оттого, что поддерживается воспоминаниями. Ландышей заставили убивать, и они не могут себя простить, ненавидят себя за содеянное. Именно это поддерживает черноту. Никогда они себя не простят. Никогда… если будут помнить, что сделали. Поэтому-то я и интересовалась у Франса, как они меняют память своим жертвам и высасывают воспоминания.
Отворять флерсам кровь не потребовалось, мне было достаточно прикоснуться к рацио-центру. Чёрный vis покидал их, разрушая тела, и тут Кисс послужила проводником силы, замещая потери зелёным vis, удерживая их от окончательной смерти.
Я скользнула в разум флерсов, Франс очень точно описал это — как надеть перчатку: ты и сам двигаешься, и их двигаешь, полное соприкосновение наступает на середине дистанции…
Я тянула. Тянула вязкую реку серых дней, боли, отчаяния, стараясь не присматриваться, что же именно втаскиваю в себя. Не углублялась, не разворачивала картинки, но всё же некоторые заставляли меня вздрагивать и судорожно тянуть дальше, надеясь, что серость последующих дней вытеснит кошмар. Чем дальше, тем становилось тяжелее, будто, не останавливаясь, пьешь грязную воду, и с каждым глотком перед глазами мелькают сцены одна другой страшней, всё гаже и гаже. Но я держалась. Надо испить это до дна.
Становилось хуже, я уже не понимала, где флерсы, а где я…
Мужество изменило мне. Осталось лишь упрямство.
Надо испить до дна.
Страх! Ужас! Не правильно!!! Не правильно!!! Плохо!!! Нет!!!
И вдруг, я словно проломив стену, упала на свой луг. Несколько мгновений я осознавала, что всё же вырвалась из кошмара. Потом подняла глаза — на меня смотрели два милейших флерса с белоснежными волосами и тёмно-зелёными глазами.
— Матушка? Что случилось?
— Вы уснули и очень долго спали. Очень долго.
— И летом спали?
— И летом. Много лет.
— А почему?
— Меня ждали, — брякнула я, ещё не вполне соображая.
Они с радостными криками бросились мне на шею, я обняла их и вспыхнула, сердце словно разорвалось от любви и боли. Флерсы стали маленькими и закружили по лугу, сверкая своими белыми с тёмно-зелёной каймой крыльями.
Я выпала в реальность, и меня оглушил радостный визг и мельтешение крыльев. Мне было худо. Совсем худо. Повалившись набок, я чуть отползла от веселящихся. Меня вытошнило.
Я избавилась от чёрного vis, но не избавилась от полученных воспоминаний. Теперь эта ноша моя. Ну и хорошо, я достаточно сильна, чтобы тащить её.
Ко мне подошёл Уту и помог подняться.
— Мне надо обратно, — тихо произнесла я.
Он обнял меня, принимая весь мой вес. Я грелась в его объятиях, как в ласковом солнце, и немного всплакнула, шмыгая носом. Видать, не всю черноту вывела. Окрепнув и собравшись с силами, я повторила:
— Мне действительно надо обратно. Там Седрик и Фрешит… Надо их… До ума довести, — пробормотала я, и Уту улыбнулся ласково и понимающе.
— Да, надо их до ума довести.
Фамилиары запрыгнули мне на плечи, и солнце снова ослепило меня.
— Хозяйка! — Тони был рад и рассержен одновременно.
— Спасибо, Уту, — и я снова поцеловала его в щёку. Бог Солнца улыбнулся и пропал.
Тони удивлённо и недовольно фыркнул:
— Телепортаций нам и не хватало.
— Я долго отсутствовала?
— Полтора часа, — хмуро ответил оборотень.
— Ой, только не говори мне, что Фрешит успел убить Седрика.
— Нет.
— Тони! — вскричала я.
— Седрик попытался убить Фрешита, но не смог.
— И?
— Сейчас оба в плачевном состоянии, но Седрику всё же хуже.
— Где они?
— Да тут, за углом.
Я бросилась бежать. Встретили меня неласково. Оборотни как Фрешита, так и Седрика отчего-то дружно решили, что виновата во всём я. Арденте смерил меня взглядом:
— И где ж вы были, уважаемая светлая леди? — осведомился он.
— Спасала своих флерсов. Я, знаете ли, за них в ответе! В отличие от этих двух зелёных идиотов — эти как бы в полном разуме и при своей воле.
Арденте впечатлился отповедью, а я развернулась к Оптимусу. Тот уже где-то разжился одеждой и теперь стоял чуть в стороне.
— Ландыши — настоящие крылатые флерсы!
Оптимус в восхищении развел руками.
— И как же тебе это удалось, сестрица?
— Отняла память, — буркнула я.
Оптимус притих и задумался.
— Я погрузила их обоих в сон, — холодно сообщила Ауэ.
И эта считает меня виноватой. Ну что за день! Сказалось пережитое напряжение, длительное утомление и контакт с чёрным vis, кажется, я впала в истерику. Ну, в принципе, если вы вдруг начинаете орать, удивляя саму себя, и при этом не в состоянии остановиться и замолчать, то, наверное, это истерика.
Не помню, что именно я говорила, но общий смысл сводился к двум вопросам: «Нянька ли я двум идиотам?» — и: «Знают ли они, сколько зла мне причинил и один и второй?». А также к заявлениям типа: «Да пусть оба сдохнут, придурки. Мне плевать!»
Постоянное общение с людьми, а именно с моим шеф-поваром Полем, меня испортило. Я привыкла, что истерики никто всерьёз не воспринимает. Не тут-то было.
И оборотни, и divinitas буквально скукоживались с каждой фразой, с каждым выкриком. Когда один из котов принял позу подчинения, а Отамнел полностью загородил собою Ауэ, я смогла остановиться и замолчала, закрыв глаза, пытаясь окончательно вернуть контроль над собой.
— Может, тебе вернуть должок, сестрица? — как ни в чём не бывало, светским тоном поинтересовался Оптимус.
И только я успела в удивлении распахнуть глаза, как Шон произнес:
— Для такого у неё есть я.
Я не знала, на кого таращиться. Они что, с
