Шрифт:
Закладка:
Повествование тематически вращается, конечно же, вокруг угроз, исходящих от развития научно-технической цивилизации, публично рассматриваемых во второй половине ХХ века и названных "семью всадниками Апокалипсиса". Это: 1) массовая и структурная безработица; 2) перенаселение Земли; 3) разрушение природной среды наряду с истощением сырьевых ресурсов; 4) наличие оружия массового поражения (особенно АВС - атомного, биологического и химического); 5) международный терроризм (способный применять это оружие); 6) напряженность между бедными и богатыми; 7) генетические манипуляции. Лем добавляет восьмого "всадника", наименее заметного, но не менее ужасающего: 8) распад верований, норм и даже понятий (например: в результате пересадки человеческих органов теряет смысл понятие каннибалистического табу; в результате возможности клонирования людей теряется смысл понятия идентичности личности). Автор сделал это - напомним - более полувека назад. "Конгресс", однако, не трактат - футурологический или философский, а, в соответствии со словами из текста, "современное гротесксище".
Лем обесценивает футурологию, считая ее обычно бесплодной деятельностью - из-за конститутивного присутствия случая в мире. Ибо непредсказуемы научные открытия и социальные конфликты; даже непонятны в полной мере последствия совершившегося бурного развития технологий. То, что будет - это "бустория"{6}. И над "теорией бустории" Лем издевается, представляя хотя бы "лингвистическую прогностику", "что-то вроде языкового предсказания будущего". Словообразование может, говорит он, определять, что будет, может отражать будущие открытия. Потому что если, хотя бы, рядом с "явь" можно сказать "тывь" или даже "мывь"{7}, то, вероятно, в результате слияния первых двух возникнет коллективное сознание. Используемые слова также приобретут новый смысл в будущем: например, "утопиться" будет происходить от "утопии".
"Футурологический конгресс" - это Ниагара неологизмов и в этом в значительной степени заложена его литературная привлекательность, эмоциональное воздействие. Возьмем чудесное "живать от жить, как бывать от быть" (так как "жить можно будет несколько раз"); или - "заказывать сниво" (в порошке) и просыпаться утром "весь в сняках". Читатель срывается с места, как будто проглотил дозу "двуодури благотворина". Есть и более зловещие вещи, такие как заменители внутреннего зла, в таблетках, компенсирующие отсутствие совершенного зла и дающие переживания, измеряемые в "битах" (единицах битья) - хотя бы "отцебийственные леденцы" и противоположные "фрейдилки". Есть "биелогия" - теория избиения. Однако все это приводит к тому, что не видно сути произведения.
2. Сюжет
В Костарикане, вымышленной латиноамериканской республике, проходит Восьмой Футурологический конгресс, посвященный перспективам цивилизации, затронутой демографическим взрывом и более общим кризисом. На него отправляется Ийон Тихий, известный герой произведений Лема. Заседания проходят в более чем 100-этажном отеле "Хилтон"; столпотворение настолько немилосердно, что на доклады (их около 200) дается по 4 минуты. Конгресс, однако, замечателен не докладами, а сопутствующими событиями, начиная от срыва заседаний нравственными эксцессами, а затем и террористическими актами.
Массовые беспорядки вспыхивают всерьез, и сначала происходят жестокие военные действия, но в конечном итоге полиция использует "бумбы", то есть "бомбы умиротворения и благочиния". В стране происходит всеобщее братание всех со всеми. Главный герой, сидя в канализации под разрушенным конференц-отелем, под воздействием примененных террористами галлюциногенов переживает сон. Он перемещается в будущее на несколько десятков лет (проходит LXXVI Конгресс) в "дивный новый мир" - в котором царит всеобщее счастье, обеспечиваемое человечеству при помощи различных таблеток. Несмотря на то, что там также имеется продвинутая гуманоидная биотехнология с широко распространенными трансплантациями и на переднем крае "воскрешениями", мир в целом представляет собой мираж, всеобщую галлюцинацию роскоши, скрупулезно вызванную химическим путем. Вернее, что-то вроде наркоза для населения, потому что на самом деле реальность вокруг полна нищеты и разрухи; в мире проживает более 20 миллиардов человек, и миллионы умирают от голода. В этом "химическом блефе", организованном из гуманитарных соображений, все человеческое поведение, а не только восприятие, определяется извне медикаментами, в основном тайно применяемыми правительствами и корпорациями. Помимо необходимых и обязательных веществ (таких, как "сакрофицин", вызывающий рвение к работе), есть целая гамма добровольных, на выбор, по желанию (например, различные "вероукрепляющие препараты"). "Действидение" дается только властным элитам, за ее пределами оно незаконно. Лем презрительно называет это состояние мира "псивилизацией", а у его героя оно вызывает отвращение.
3. Жак Моно
Может ли сбыться сон, который видел Тихий, или воплотилась в жизнь сказка или антиутопия, сотканная Лемом? Может ли вообще войти в игру представленная "фармакократия" ("тайная химиократия")? Конечно же, нет, и это по фундаментальным, метафизическим причинам, то есть в силу человеческой природы. Это было ясно Лему, по крайней мере, со времен "Диалогов" [то есть с середины 1950-х годов - В.Я.]. Химически, в массовом масштабе, можно стимулировать видовые склонности человека, но не индивидуальные. Последнее потребует персонализированной химии. Нами управляет собственная, индивидуальная химия, и нам пришлось бы применять "масконы" на 8 миллиардов человек - каждому разные. А это технически невыполнимо, а также и контрпродуктивно с точки зрения лиц, принимающих решения. Можно коллективно и единообразно подавить или усилить влечения, но не таланты; можно с помощью универсальных препаратов нарушить работу интеллекта или восстановить его нарушенную работоспособность, но не эксплуатировать его творчески.
В том же 1970 году параллельно с "Конгрессом" вышла книга "Случайность и необходимость" французского генетика Жака Моно, которую Лем прочитал в оригинале двумя годами позже (издана в Польше в 1979 году самиздатом; официально только через 52 года!). В ней речь идет о "химии человечества", и информация поступает из первых рук от ученого мирового уровня (Нобелевская премия в 1965 году). Соглашаясь с ним, Лем говорит: "(...) благородные человеческие порывы вместе со всеми другими запрограммированы генетически"{8}.
Современные же гуманисты в духе неолысенковщины обычно выступают против генетического детерминизма, даже высмеивают его, говоря, что "ДНК только кодирует белки". И на этом их позиция "заканчивается". Они понятия не имеют о роли белков (а их у человека около 1 миллиона - разных). А наука показывает, что белки - это цифровая машина. Читаем у Моно: "(...) белки следует рассматривать как молекулярные агенты телеономических [целенаправленных - В.Я.] процессов в живых существах. Живые существа суть химические машины. (...) Любая телеономическая функция или структура в живом существе - какой бы она ни была - поддается, по
