Шрифт:
Закладка:
…Веками складывались на флоте традиции морского товарищества: один за всех, все за одного. Это и в любой работе необходимо, а в море совсем без такого товарищества невозможно. Ведь морская служба — ни дня, ни ночи покоя. Всегда все вместе. Без товарищества в море не выдержать…»
Памяти Шейха
Я слушаю плохо, ибо боюсь назвать его «Шейхом», — это подпольная кличка Наримана Тахаутдиновича Шайхутдинова. Я же подпольно влюблен в Шейха, но он, увы, влюблен в Омара Хайяма.
Виктор Конецкий, «Вчерашние заботы»Плотный, но не пухлый, невысокого роста, который казался не таким уж невысоким из-за хорошей выправки, внешне он очень был похож на Наполеона в восточном исполнении. Круглая коротко остриженная голова. Уверенный взгляд командира высокого ранга.
Внутренне он был не менее талантлив и решителен, чем Бонапарт, но без его жестокости и больного самолюбия. Все хорошие моряки любили его, и не зря. Такую любовь не купишь. Ее можно только заслужить всей своей жизнью.
Если бы я писал его биографию, я бы начал с того, как еще до официального совершеннолетия он надел военную форму, принял присягу и пошел в наряд. Была война. Она шла к победоносному концу, но победа давалась нелегко. Россия потеряла много зрелых мужчин. И мальчишкам пришлось рано стать мужчинами, чтобы не иссякло наше русское воинство. Это поколение Заборщикова, Грицая и Шайхутдинова — 1927 года рождения — сначала надело военную форму, и только потом взяло в руки бритву. Бледные и недокормленные мальчишки оказались настоящими мужчинами. Они были удостоены высоких наград Родины, но никакие награды не высоки для этих моряков высшей пробы.
Я пишу не биографию. Пора отдать долг памяти этому замечательному человеку. И я хочу рассказать о том, как любили мы его, как работали вместе с ним.
Начну с нашей первой встречи. Тогда Нариман Тахаутдинович был заместителем по безопасности мореплавания начальника Балтийского морского пароходства, самого большого пароходства СССР. По своей должности он был также шефом Экспедиционного отряда аварийно-спасательных, судоподъемных и подводно-технических работ БМП. Так назывался в то время Балтийский отряд морской спасательной службы. А я, грешный, был принят в этот отряд на должность старшего инженера аварийно-спасательных работ. В первые дни семьдесят девятого года в проливе Большой Бельт выскочил на мель теплоход «Кингисепп». В службе безопасности мореплавания был развернут штаб спасательной операции. Меня, начавшего свой первый день на новом месте, отвезли в пароходство и представили Шейху. Состоялась краткая вводная беседа.
И это было как посвящение в рыцари.
Он высоко ценил статус спасателя и мастерство специалистов этого дела. Руководитель операций, отвечающий за их успех, он никогда не давил на полевых командиров, всегда уважал их мнение и поддерживал их порой рискованные решения. И мы старались не подвести его. Так сложились отношения Шейха с подшефными спасателями.
И когда я перечитываю Виктора Конецкого, передо мной встает лукавая усмешка Наримана Тахаутдиновича, раскрывающего новую книжку или журнал:
— Ну, что еще написал наш маринист?
Мне почему-то приходит в голову сравнение из военной жизни. Шейха я представляю в роли командующего крупной группировкой войск. Виктор Викторович был для него одним из многих батальонных командиров. Разумеется лично известный командующему и отмеченный печатью таланта, но все же, батальонный командир.
А спасатели — это рота разведки — личная гвардия командующего. Отсюда особое отношение и особый статус. Наших спецов он знал как свой экипаж. Мы могли позволить себе многое из того, чего не допускалось даже для опытных капитанов крупных пароходов и верных служащих пароходства.
Шейх принимал участие во всех крупных и сложных операциях, выполненных нашим отрядом: «Сага Сворд», «Миноан Чиф», «Балтика», «Оленек» и так далее. Он давал свои соображения и советы, и полную свободу действий тем, кто обеспечивал успех операции. Операции завершались успешно. И во многом, благодаря его стилю руководства, опыту капитана дальнего плавания, работавшего в Арктике и тропиках, занимавшегося перегонами плавучих доков и сложными океанскими буксировками.
В начале марта 1981 года потерпел аварию самый мощный плавкран отечественной постройки «Витязь». Он должен был перейти из Риги в Калининград для обеспечения работ на шельфе. Уже пошла полоса мартовских штормов. Балтика кипела. На переход в таких условиях полагалось пятидесятишестиметровую стрелу плавкрана перевести в походное положение. Но тут что-то захандрил электродвигатель, работающий на заваливание стрелы. Капитаном плавкрана был недавно поставленный на это место Сережа Блинчиков, хороший моряк-спасатель. Его поставили на плавкран после того, как он великолепно проявил себя в сложной операции, командуя паровым спасательным буксиром «Ленинградец».
По уму следовало произвести необходимый ремонт, завалить стрелу, и только после этого идти в Калининград. Но сработала система выпихивания. Организовали срочный выход с поднятой стрелой. Блинчиков, как исполнительный капитан, выполнил команду руководства отряда. Главный инженер нашего отряда Иван Иваныч Штеба — в просторечии «дядя Ваня» — пришел в Инспекцию Регистра с заместителем главного конструктора этого уникального сооружения. Они убедили инспекторов, что такому крановому судну незападло пересечь штормовую Балтику с поднятой стрелой.
Рассказывают, что после аварии Шейх вызвал к себе дядю Ваню и спросил его: «Ты зачем выпустил этого джинна из бутылки?»
Я не знаю, как об этом узнали, потому что Шейх никому не передавал содержание беседы. Еще меньше был заинтересован в этом дядя Ваня.
Но очевидно, таковы свойства нашей атмосферы, что данный разговор стал достоянием гласности. Зама главного конструктора с тех пор у нас звали только Джинном.
На переходе в штормовых условиях начала раскачиваться на опорных шарнирах стрела с гинями. Она взлетала вверх-назад и падала вниз-вперед. Такой размашистый маятник массой более 140 тонн. От этих сумасшедших колебаний рывками выворачивались неподвижные блоки топенантов и разбивались подшипники опоры диаметром около метра.
Подшипники