не будет учить меня ловить преступни­ков.

Антуан немного успокоился.

— Ну, ладно. Но ведь запрос сделан из его дома.

— Да у него там проходной двор! Его супруга обожает великосветские приёмы. С младенчества. Но его трудно упрекнуть, ведь Изумруд­ная надёжно закрыта от посторонних, так что вероятность того, что до компьютера доберутся преступники, стремится к нулю.

— Но до него явно не дотягивает, — пробормотал Ле Соланж.

XI

У Лонго совсем не было желания работать. Едва Антуан, взяв с собой несколько человек, ушёл в дом Рирма, он снова сел на подокон­ник и усадил меня рядом.

— Какой сегодня день, — проговорил он, улыбаясь. — Горизонта не видно в тумане, а небо и океан белые, как разлитое молоко. Лишь чуть-чуть зеленоватого цвета. И барабанов почти не слышно. Если б ты знала, как они надоедают здесь! Мне однажды пришлось проторчать в городе две недели, так потом они целый месяц стучали у меня в голове. А сегодня тихо. Только ветер шумит в вершинах пальм.

— Ты, действительно, так рад тому, что случилось с Рирмом? — спросила я.

— Да. Ты ж видела, что инициатива при аресте принадлежала мне. Если б я не спровоцировал его, то у него бы максимум взяли объясне­ния и на время отстранили от дела и, быть может, от работы. А теперь он сидит. И пусть сидит.

— А ты, оказывается, жестокий.

— Я жестокий, — кивнул он. — Страшно злопамятный и ужасно мстительный. А вообще, ему не помешает немного поразмышлять над своим поведением.

— Это действительно месть, Лонго.

— Очень маленькая, — он показал какая. — Пусть эти парни думают, что мы идём у них на поводу. Пока пусть думают. Торсум — круп­ная фигура, и его арест, в любом случае, сдвинет дело с мёртвой точки.

— А ты, к тому же, стратег, — улыбнулась я.

— Причём очень талантливый, — подтвердил он. — Мне жаль этого старого осла, и я всё сделаю, чтоб снять с него все подозрения, но он вымотал мне на Орме все нервы и заставил соревноваться в военном искусстве с лучшими умами Генштаба Императора Ормы и алкорскими инструкторами. Это, быть может, пошло мне на пользу, но оставило неприятные воспоминания.

— А скажи-ка мне, гений стратегии, когда ты понял, что на Клондайке мы имеем дело с Нейтом?

Он рассмеялся.

— Честно?

— Ну, я надеюсь на искренний ответ.

— Когда увидел в зале его адъютанта Рикотана.

— Но не раньше?

— Нет.

— Умница!

— Что не додумался, когда надо?

— Что не подал вида, что не додумался.

— Откровенность за откровенность.

— Давай.

— Что хотел сказать Дайк, заявляя, что Звездная Инспекция сно­ва просит твоей помощи?

— Что я снова оказалась в опасной близости от запретной зоны, и меня уже в который раз просят выяснить, что там происходит, раз уж я всё равно намерена туда влезть.

Он посмотрел в сторону горизонта и, как бы, между прочим, заметил:

— Они тебя ценят.

— Ещё бы! Где они ещё найдут такое сокровище! Чтоб рисковать головой, выполняя чужую работу!

Он какое-то время молчал, а потом повернулся ко мне.

— Давай начистоту, ладно? Кто теперь будет старшим в деле? Ты?

— Нет. Но и не ты. У нас это называется работать в одной упряжке. Господи, дорогой мой, да ведь нет ничего унизительного в том, что ты во мне нуждаешься! Просто я знаю то, чего не знаешь ты. Это естественно, нельзя знать всё. Я в ваших уголовных дебрях — дуб дубом, это не моя специальность, но я облетела всю область Объединения и не один раз. Я забиралась в такие дыры, где до меня побывали один-два звездолёта. Я, как свои пять пальцев, знаю всю современную технику, официально известную в Объединении. Это было моей работой.

— Почему было?

— Потому что всё надоедает, — буркнула я, отворачиваясь.

— Я больше не буду тебя ни о чём спрашивать, если не почувствую, что ты расположена ответить.

— Спасибо, мой милый.

Послышался негромкий гудок, и он вытащил свой коммуникатор.

— Лейтенант Руфах слушает!

— Салют, лейтенант. К тебе дама.

— Опять… — протянул он, вставая. — Проводи её наверх.

— Завидую твоей популярности, Торнадо!

— От всего сердца желаю тебе такой же.

Через минуту дверь распахнулась, и в комнату ворвалась зарёванная Рузаф. С порога она кинулась на шею Лонго. В дверях остался молодой охранник-ормиец, который с усмешкой наблюдал за происходящим.

— Закрой дверь с той стороны, козлёнок, пока я не сделал это твоей головой, — прорычал Лонго.

Тот подчинился. Рузаф тут же разрыдалась.

— Его арестовали, Торнадо! — взвыла она, отцепляясь от моего друга, чтоб вцепиться в свою начёсанную шевелюру. — Они его обвиня­ют в мятеже! Они ходят по всему дому, всё обнюхивают, допрашивают прислугу! Они вызывают наших друзей и собираются задавать им свои вопросы! Торнадо! Спаси меня!

— От чего? — поинтересовался он, стряхивая с воротника капли её слёз.

— Я не знаю! Что меня ждёт? Кто его арестовал? Он виноват? Кто сказал, что он делал это?

Она медленно осела на пол, но Лонго даже не попытался её под­держать. Она так и осталась сидеть на полу в ворохе золотистых шёл­ковых тряпок.

— Его арестовал старший инспектор ОБЗИ Ле Соланж, — спокойно сообщил Лонго. — Что это сделал он, сказал я. Он не виновен, и по­тому ничего страшного тебя не ждёт. Вставай и иди домой.

— Ты? — она вдруг зашипела как змея. — Так это из-за тебя они шарят у нас в доме!

Она вскочила с пола и бросилась к нему, по-видимому, имея намерение выцарапать ему глаза. Он фыркнул, схватил её за руки и швырнул в ближайшее кресло. Она ошарашено смотрела на него.

— Ты меня, должно быть, с кем-то спутала, — зло проговорил он. — Я никогда не допущу, чтоб меня трогала женщина, если она, конечно, не хочет выразить мне тем самым своё расположение. В любом случае, она не должна быть такой напористой.

— Ты оговорил друга! — обвиняющим тоном заявила она.

— Он никогда не был моим другом, — возразил Лонго. — Кроме то­го, я старался для тебя. Ты сама говорила, что боишься его, вот я его и изолировал. Когда вы оба немного остынете, он выйдет на сво­боду и всё будет как