Голоса согласились. Они насмехались надо мной, издевались над моей миссией. Я не заслужил душу, не заслужил ни счастья, ни покоя. С какой стати меня должен ждать счастливый конец, если, куда бы я ни шел, везде сеял ужас и разрушение?

У меня не находилось для них ответа. Я был чудовищем. Рожденным во тьме. Здесь же я и умру. Так будет лучше. Эш, демон Неблагого Двора, наконец погибнет в одиночестве, оплакивая жизни тех, кого он уничтожил.

Я решил, такой исход подходит мне больше прочих: пускай голоса терзают меня и смеются надо мной. Мне не удастся причинить кому-либо вред. Моя миссия завершится на этом месте, в этой дыре отчаяния и сожалений. И если я здесь не умру, если буду жить вечно, до скончания времен слушая голоса тех, с кем поступил плохо, наверное, стоит начать искупать вину за все, что я совершил.

– Вот ты где.

Я поднял голову. Из тьмы донесся голос, не похожий на те, что меня окружали и нашептывали мстительные и гневные речи. Склеп заполняла практически кромешная тьма, и я едва мог сдвинуться с места более чем на несколько десятков сантиметров. Однако голос показался знакомым, и тут в темноте сверкнула пара золотистых глаз, подплывших ко мне ближе.

– Грималкин. – Собственный голос звучал хрипло, словно я не пользовался им месяцами, хотя и не подозревал, сколько прошло времени с тех пор, как я спустился сюда. Возможно, и правда минуло уже несколько месяцев. – Что ты здесь делаешь?

– Думается мне, – протянул Грималкин и, появившись в поле зрения, мрачно зыркнул на меня, – я должен задавать этот вопрос тебе. Чего это ты прячешься тут с мертвыми, когда должен готовиться к финальным испытаниям?

Голоса снова запели свою яростную и болезненную песню, и я ссутулился, закрыв глаза.

– Отстань от меня, кайт ши.

– Ты не можешь здесь оставаться, – продолжал кот, будто я ничего не говорил. – Что полезного в том, чтобы сидеть и ничего не делать? Ты никому не поможешь, если будешь прохлаждаться и горевать о прошлом.

Ощутив вспышку гнева, я поднял голову и злобно на него воззрился.

– А тебе откуда знать? – прошептал я. – У тебя нет совести. Ты на все смотришь только с точки зрения сделок и уговоров, совсем не беря в расчет тех, кем манипулируешь. Я просто не могу забыть… что я натворил.

– Никто и не просит тебя забывать. – Грималкин устроился рядом, обернул свои лапы хвостом и уставился на меня. – Все-таки именно в этом суть совести: ты не забываешь о тех, с кем обошелся плохо. Но объясни-ка мне вот что – как ты собираешься искупать вину за совершенные в прошлом преступления, не пошевелив и пальцем? Как думаешь, твоим жертвам сейчас плевать на то, жив ты или мертв?

У меня не находилось для него ответа. Грималкин хмыкнул, поднялся на лапы и махнул хвостом. После чего многозначительно посмотрел на меня желтыми глазами.

– Им плевать. И нет смысла зацикливаться на том, чего не изменить. Они мертвы, а ты жив. И если ты провалишь испытание, все останется так же. Единственный способ добиться того, чтобы ты не стал тем, кого презираешь, – это довести свою миссию до конца.

Голоса зашипели на меня, в них слышалось отчаяние, они напоминали обо всех ужасах, что я натворил, о крови на руках, о разрушенных мною жизнях. И они не ошибались. Теперь я ничего не могу для них сделать. Но тогда я был совсем другим. Безучастным и бездушным. Демоном, как они и говорили. Однако… может, есть шанс начать все сначала?

Грималкин повел ухом и начал удаляться, растворяясь в тенях.

– Заслужи свою душу, принц, – крикнул он, и его серая фигура исчезла во тьме. – Докажи, что способен учиться на своих ошибках. Лишь в этом случае у тебя получится стать человеком.

Его слова еще долго звучали в моей голове. Я сидел в холодном углу и размышлял о своем прошлом, о людях и созданиях, подвергшихся моим козням, манипуляциям и в итоге уничтоженных мной.

Грим был прав. Если бы я здесь умер, то кто бы о них помнил? Если бы отказался от испытаний и вернулся домой без души, то по-прежнему не думал бы о прошлом, не чувствовал бы ни сожалений, ни вины, ни тяжкого груза последствий.

В голове зазвенел шепчущий голос Бринны, сломленный и пропитанный ненавистью: «Я тебя любила. Любила невероятно сильно, а ты убил меня. Я тебе этого никогда не прощу».

«Знаю, – ответил я ее воспоминанию и наконец заставил себя подняться. Конечности вопили в знак протеста, но я оперся о стену и удержался на ногах. – Ты и не должна. Мне не нужно прощение. Я не заслуживаю прощения за то, что делал в прошлом. Но я все исправлю. Пока не уверен как, но я искуплю вину за свои ошибки, клянусь».

Я старался не упасть, тело ломило и болело от усталости. На то, чтобы отворить каменную дверь и преодолеть длинный лестничный пролет, ведущий из склепа наверх, потребовались все имевшиеся силы. С каждым следующим шагом, с очередной вспышкой боли, отдававшейся в костях, я отчего-то ощущал себя легче, в некотором роде свободнее, а голоса становились все тише, оставались в том склепе. Я не мог забыть ни о них, ни о преступлениях прошлого, но больше не хотел умирать.

Хранитель ждал меня на верхней ступеньке с посохом в руке, наблюдал за мной из-под капюшона. Древний взгляд изучал мои синяки и помятое тело. Затем он кивнул, словно обнаружил во мне нечто такое, что его удовлетворило.

– Грядет финальное испытание, рыцарь, – протянул он, когда я преодолел весь пролет и остановился перед Хранителем. – Ты пережил человеческие слабости и последствия. Прохождение последнего испытания принесет тебе душу.

– Где Пак и Ариэлла? – спросил я, ощущая перед ними вину за долгое отсутствие. Они наверняка беспокоились за меня. Я понадеялся, что они не решили, будто я умер.

– Они ищут тебя, – просто сообщил Хранитель. – Но это не их испытания. Последнее начинается сейчас же, рыцарь. Ты готов или нет?

Я глубоко вдохнул. Паку и Ариэлле придется потерпеть. Приходилось уповать на то, что они отнесутся к ситуации с пониманием, ведь Хранитель не давал времени на размышления.

– Да, – ответил я и почувствовал, как скрутило желудок. Последнее испытание. Единственное, что отделяет меня от души. И от Меган. – Я готов. Давай уже с этим покончим.

Хранитель кивнул и еще раз поднял свой посох.