— Я, когда был чуть меньше тебя, — начал выговаривать Стаб по пути в тренировочный зал, — очень хотел стать учёным по дискретной физике, хотел программировать материю, управлять Вселенной. Но тогда мой старший брат погиб на астероидной войне, погиб на абордаже линкора, пал смертью храбрых, а я решил, что мой долг заменить его, так я пошёл в десант, — постепенно тон сержанта смягчился, — я до сих пор люблю дисфиз, свежие работы читаю. Конечно, пилот не должен досконально разбираться в монадах, но мне по-человечески, лично, обидно когда кто-то овощ в дискретке.

— Я не овощ, — огрызнулся Ник, — просто случайный трояк схватил, меня даже Лейбниц в свою группу позвал…

Два месяца тому назад, внешний сектор научной станции «Графит»

Двигаясь по общему транзитору, который вёл в внешний сектор, Аль·Тон задумался о своей жизни. Три года тому, он нашёл общее решение уравнения наложения Графитова, коллеги высоко оценили его успех, номинировали на премию Графитова-Волина, в принципе, он к этому шёл всю жизнь, есть чем гордиться, но, кажется, он зашёл чуть дальше чем ожидал. Побочным результатом его решения стала теоретическая возможность создать вакуумный привод с камерой плетения размерами менее двадцати пяти метров, здесь «выстрелил» фактор наглядности. Одно дело, когда учёный придумал заковыристую формулу с мешаниной заковыристых букв — коллеги оценили достижение, признали заслуги, а тихая научная работа продолжилась. Другое дело, когда благодаря этой формуле что-то повседневное, большое и громоздкое, можно сделать два раза меньше, это наглядно, это понятно всем и каждому, такого учёного хотят отблагодарить все, и каждый в отдельности. О таком учёном будут судачить в новостях, его сделают лицом науки, а в конце концов, на гребне популярности, вручат титул. Вот так, уже больше года его зовут Лейбниц, он уже не помнит когда последний раз слышал своё прежнее имя, да что там, даже в мыслях он уже сам себя называет Лейбницем.

Откровенно говоря, на такой успех своей работы он не рассчитывал. Да, труд был проделан большой, решение было сложное, найдено оно изящно, но сам Лейбниц, не считал, что сделал нечто грандиозное, так уж сильно выделяющее его среди коллег. Теперь, когда груз авторитета нечаянно лёг на него, вместе с новыми возможностями возникли и новые сложности. Вот уже много лет, ещё будучи Аль·Тоном, он разрабатывал новую теорию, она уже созрела до стадии экспериментальных работ, но теория насколько странная, дерзкая, можно сказать еретическая, что ученый не мог её представить публично. Ещё до титула его приняли бы за «сумасшедшего учёного», проводящего «чудаковатые эксперименты», с этим можно было смириться. Однако теперь, когда он стал лицом дискретной физики, публичным лицом науки, любая тень павшая на него, падёт на всю дисциплину в целом, на всех коллег, Лейбниц не мог себе такого допустить. Выходит, есть нечто дозволенное быку, но не позволенное Юпитеру.

Научное любопытство было одним из сильнейших наваждений в его жизни, естественно, бросить свою «странную» теорию он не мог, оставалось лишь проводить исследования втайне, но эксперименты требовали много ресурсов, это оборудование, материалы, энергия. Конечно, стоит ему лишь намекнуть о потребности, всё ему будет предоставлено, но тогда огласки не избежать. Тайные исследования требуют тайного финансирования из личных средств, а как оказалось, учёному сложно скопить капитал не привлекая лишнего внимания. Вот поэтому титульный физик и ведущий учёный Сола проводит популярные лекции для младшей аудитории, работа с детьми на Поясе оплачивается щедрее всего, щедрее популярных шоу или обучения взрослых студентов, дети прежде всего, дороже всего — таков девиз Пояса. К тому же, такие занятия хоть и утомительны, но хорошо сказываются на имидже науки, а ради науки он готов на всё — таков его личный девиз.

Там же

Чтобы сфокусировать внимание собравшихся на подиуме, стены аудитории растворялись в сумраке. От фокуса помещения пятью полукруглыми волнами расходились места слушателей, каждый следующий ряд немного выше предыдущего, образуя амфитеатр. Если смотреть со сцены, то Ник сидел на одиннадцать часов, в третьем ряду. Справа от него расположилась серьёзная девочка, судя по визору её парты, она повторяла глифы из пятого набора плетения, мальчик слева отлаживал плоскую проекцию графа фуги среднего размера, если понаблюдать за занятиями остальных, то картина будет схожая — все дети в аудитории были увлечены дискретной физикой, но не Ник.

Неделю назад его отловил ментор по дискретке, как он сказал, для небольшой беседы, но между собой учителя называли такие разговоры «воспитательными воздействиями». По прошлому опыту Ник догадывался, сейчас наставник начнёт манипулировать кнутами и пряниками, в надежде затянуть в свои манипуляции мысли подопечного. Так было и на этот раз, итак: Ник полетит на «Графит» чтобы посетить лекцию знаменитого физика Лейбница — это следовало расценивать как пряник, хотя на вкус ощущалось как кнут. Очень многие дети мечтают попасть на такую лекцию, ученику следует рассматривать это как стимул, тоже пряник со вкусом кнута. Наставник разглядел у Ника высокие способности к изучению физики — пряник, но, в то же время, ученик не проявляет достаточный интерес к предмету — это уже явно кнут. Возможно, посещение увлекательной лекции станет стимулом к изучению предмета, потому что правильные стимулы очень важны.

После разговора Ник посмотрел в персопедии, что такое стимул:

Сти́мул (лат. stimulus — палка погонщика ослов или острый металлический наконечник на шесте, которым погоняют буйвола (быка), запряженного в повозку) …

Что же, если с кнутов перешли на палки, то, похоже, в тебе видят особо упрямого осла.