В сценарии было написано, что фамилия полковника Ястреб, но Валя боялась, что в сочетании с его внешностью это вызовет хохот.

– С точки зрения Уголовного кодекса, – Ястреб заглянул в бумажку, потея сквозь пудру, – преступление, при котором человека силой, угрозой или обманом принуждают к какой-либо форме сексуальных действий…

Он отёр пот прямо бумажкой, с которой читал текст, и добавил:

– Но тоже, товарищи, не надо упрощать. Иногда придёт к нам, говорит, или пусть женится, или сажайте. Женщины этим пользуются!

Повисла пауза. Валя не смогла скрыть отвращения к Ястребу:

– Какой процент женщин пытается таким образом выйти замуж, а какой процент является жертвами?

Ястреб вдоль и поперёк прочитал свою шпаргалку и не нашел в ней ответа:

– Кто ж их знает? Приходят никакие – орут, плачут, грозят с собой покончить! А нам состав преступления нужен. Мы с конкретикой работаем: мазки, остатки кожи, одежды под ногтями, экспертиза одежды, характер травм… А она в ванну – бух, таблеток успокаивающих нажралась, выпила для храбрости – и к нам. Где брать доказательства?

Слова полковника обесценивали всю её боль и всю её жизнь, Валя вдруг поняла, что ничего не слышит и не соображает от бросившейся в голову крови. Готова была порвать его на куски, но задохнулась и застыла, сжигая милиционера глазами.

Повисла мхатовская пауза, в которой Ястреб защитился:

– Так смотрите, будто это мы, милиционеры, насилуем!

– Раз не понимаете, что это жесточайшее преступление, значит, насилуете женщин вместе с насильниками, – тихо сказала Валя, и напрягшаяся аудитория сорвалась на овацию.

– Господин Ястреб, мы с вами встречаемся не на первой дискуссии. И каждый раз слышу про женщин, желающих выйти замуж, – взяла слово гинеколог Ирина Куница. – Забыли, сколько маленьких девочек нам, гинекологам, привозят зашивать? Забыли, что их родители не пишут заявления, потому что боятся вашего ведомства?

– Чего нас бояться? – буркнул полковник.

– По статистике из десяти школьниц в ходе следствия восемь пытаются покончить с собой! Не после изнасилования, а в ходе следствия, которое ведут ваши сотрудники! – вмешался психолог Мойкин. – Хотя это не проблема милиции.

– А чья это проблема? – пронзительно закричала одна из Викиных подружек так, что все вздрогнули. – Чья это проблема?

– Вторая камера, девчонку крупно! – зашипела Ада.

– После изнасилования человек находится в посттравматическом стрессе, – повернулся к ней Мойкин. – Он не в состоянии работать со следствием и нуждается в терапии. Но даже самый добрый милиционер – не психотерапевт, у него другая профессия. А в цивилизованных странах изнасилованных встречают специально обученные люди, берут мазки и запечатывают их в вакуум, пока жертва не будет готова к открытию уголовного дела.

– А у нас изнасилованная должна в ходе следствия десять раз пересказать травмирующую историю, – подтвердила Куница. – Ей легче забрать заявление или покончить с собой, чем добраться до суда.

Валя была безумно благодарна Кунице и Мойкину и вступила в беседу:

– Я просто онемела от того, что придётся доказывать полковнику милиции, что изнасилование – это страшное преступление!

– А если они сами этого хотят? – глумливо спросил мужик с третьего ряда.

– Лично вы хотите быть изнасилованным? – кинулась на него Валя.

– Я – мужик! – покраснел он.

– Изнасилованных мужиков в зонах называют «опущенными»! Это значит, сломанными на всю жизнь! – Валя почти кричала. – С женщинами происходит то же самое! А если вас изнасилуют в зоне или в подъезде и скажут, что вы этого сами хотели?

– Этого козла бери крупно! – скомандовала Ада оператору, и он наехал камерой мужику на лицо.

– На зоне такие вещи кровью смывают. – Мужик занервничал. – Пока не убил всех, кто… Ну, сами понимаете… Пока не убил – ты не мужик.

– А мы не хотим убивать, хотим наказывать по закону! И это повод ставить под сомнение нанесённый нам ущерб? – Валя глянула на лицо Ады, вылезшей со своего кресла чуть не в кадр, и увидела, что у неё тоже блестят глаза и горят щёки.

– Женщины провоцируют, – проснулся Ястреб. – Какой длины у них юбки! А майки в жару какие? Они ж как голые ходят! Мужики тоже не каменные!

– Где в законе прописано, что короткая юбка и обтягивающая майка – смягчающее обстоятельство изнасилования? – спросил психолог Мойкин, и зал захлопал.

– Я не в этом смысле! Но думать должны! – ворчливо отозвался Ястреб, показывая всем своим видом, насколько жалеет, что пришёл сюда.

– Вы своих детей жертвами не представляете? Или ваша дочь одета как монашка? – продолжил Мойкин.

– Каждый день талдычу, посмотри на себя в зеркало! Но разве ж объяснишь! – Он почти горестно махнул рукой.

Это было так искренне, что Валя даже перестала видеть в нём врага:

– Что делать, чтоб ваша дочь была защищена?

– Знал бы, ночами бы спал, пока она гуляет. – Он приложил лапищу к сердцу.

– Первой в нашей стране этой темой занялась психолог Наталья Гайдаренко в фонде «Душа человека», – стал рассказывать Мойкин. – Она три года бесплатно оказывала помощь изнасилованным женщинам по телефону. По следам её работы в Москве создали кризисные центры с телефонами доверия, обучающие жертв изнасилования правилам обращения в милицию и прокуратуру.

– Вот пусть они делают своё дело, а мы – своё, – закивал Ястреб.

– Недавно обратившаяся к нам женщина подала заявление об изнасиловании мужем, так в милиции заявление не приняли! – воскликнул Мойкин.

– Мы не лезем в семейную жизнь, – отрезал Ястреб.

– Преступление, совершённое внутри семьи, перестаёт быть преступлением? – переспросила Валя. – И если вашу дочь, не дай бог, изнасилуют на улице, вы откроете уголовное дело. А если это сделает её муж, не откроете уголовного дела?

– Задушу вот этими руками! – воскликнул Ястреб, подняв вверх растопыренные ладони с пухлыми пальцами, давно не державшими ничего, кроме взяток. – Там же не подберёшься законодательно. Пишет заявление – муж изнасиловал. Открываем дело, а она забирает заявление. Что там изнасилования? По тяжким телесным так же! Позвоночник ей сломал, а она в реанимации отказывается от показаний!

– В России и сексуальное, и бытовое насилие находится внутри частного, а не внутри государственного обвинения. То есть преступление это или нет, определяет жертва, на которую оказывают давление преступник и общество, – стал объяснять Мойкин. – А в западных странах государство изначально определяет это как преступление.

– Дайте нормальный закон, мы их под корень выведем! – подхватил Ястреб. – Насильник попадает на каком эпизоде? Фотографию по телевизору показываем, толпа сбегается. А где ж вы раньше были? Боялись! И правильно боялись! Это за границей жертву охраняют, а у нас насильник жертве говорит, за твоё убийство пятнашку дадут, и за групповое изнасилование пятнашку!

– То есть наш закон защищает насильника от изнасилованной жертвы? – подчеркнула Валя.

– Это вы