Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Историческая проза » Темное солнце - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 119
Перейти на страницу:
меня. Порожденная расчетами, созданная разумом и возведенная тысячами рук, она не имела ничего человеческого или, лучше сказать, повествовала о чем-то отличном от человека: она утверждала свою силу, распространяя ее сквозь время и пространство, сплющивала горизонт и бросала вызов годам. Благодаря ей недолговечный человек одерживал верх в неравном бою против смерти, он длился, он торжествовал. Пирамида останавливала часы, дни и века. Крепость ее камней противостояла распаду. Ее законченность исключала случайность. Ее бесстрастность пренебрегала нашими чувствами. Ее тяжесть, стабильность, плотность, геометрическое равновесие – все восставало против неустойчивости. В воцарившейся тишине пирамида воспевала жизнь вечную.

Раздался клекот орла. Этот резкий звук наткнулся на стену пирамиды, отскочил от нее и как-то зловеще преломился, так что мне показалось, что зашлась бешеным лаем свора диких псов. Мой взгляд изменился.

Гладкая, облицованная рубиновым порфиром, красноватым сиенитом и розоватым гранитом, пирамида показалась мне принадлежащей животному миру, а не минеральному, она будто питалась кровью, пульсирующей почти на поверхности камня. Кровью того, кто вскоре упокоится в ней? Нет, кровью тех, кто изнемог ради ее сооружения. Какая расточительность! Строительство потребовало непомерных трудов и затрат. Лучше было бы дать населению возможность жить как подобает, своей собственной жизнью, а не приносить ее в жертву этому проекту. Мучить целые народы в течение двадцати лет, чтобы возвести мавзолей одному человеку… Грандиозное убивает малых и не делает великих еще более великими, разве что это взятое взаймы величие, потому что они только подчиняют, приказывают, бьют, приносят в жертву и приговаривают. Какая ирония! Возведенная пирамида с замурованным входом воспрепятствует проникновению воров, тогда как главный грабитель упокоится внутри нее…

Как могло случиться, что самое значительное здание, построенное на земле, оказалось гробницей? Сумасбродство оспаривало его у тирании. Следовало ли восхвалять гения, оказавшегося способным на подобное свершение, или же обличать закабаление масс? Что за безрассудное честолюбие? Сперва Мери-Узер-Ра довел своих подданных до полного изнеможения и истребил их, а теперь, может, еще потребует от человечества навеки остановиться перед его саркофагом? Перед ничтожным склепом? Нелепая затея. Удручающее тщеславие.

Справедлива одна лишь смерть. Она касается и могущественного, и неимущего.

Где ты, Мерет?.. О чем ты думаешь? К тебе уже приближается палач?

Я присел на обломок строительного бруса; откуда-то издалека пришел пронизывающий северный ветер.

Прежде чем умереть, солнце воспламенилось в последний раз. В кронах перекрикивались вороны с черными крыльями, окрашенными последними красными отблесками дня.

Возле моих босых ног безрадостно посверкивали какие-то камешки, влажная темно-лиловая галька.

Теперь пирамида пела иную музыку – гимн абсолютной и несправедливой власти. С тех пор как люди отделились от природы и стали строить жилища, одомашнивать диких животных и разводить растения, они возвысились над всеми, даже над собой. Привилегированные властвовали над «подлым людом». Элита творила историю, писала свое имя на небосводе славы, а массы тем временем обрабатывали поля и таскали бадьи с водой.

Закат обагрил небо кровью. Наступало неотвратимое. Пейзаж исчезал. День угасал под тяжестью ужаса.

Светило уменьшилось, превратившись в едва заметную огненную черту на горизонте. Воздух потускнел. Я только что присутствовал при кончине солнца.

После кровотечения надвигались безмолвие, холод и тьма. Река забвения уносила мир в пропасть.

Мерет была мертва.

* * *

Принято считать, что восход солнца наделяет мир магией. Вместе со светом он, трепещущий от обещаний и искрящийся от нетерпения, дарует желание жить. Его легкое дыхание возвращает к жизни все, включая камни, птиц, человеческие сердца и статуи из розового песчаника.

Тем утром в заре не было ничего от победы. По мере того как она, гнетущая, серая и блеклая, заливала землю, она одновременно освещала картину чудовищной катастрофы: Мерет покинула этот мир, абсолютная власть тирана скосила сотню невинных. Я остался один, переполненный любовью, которую не успел как следует прочувствовать. Утрата Мерет привела меня в отчаяние на грани смертной тоски.

Дымка тумана парила над долиной на краю пустыни. Царящая вокруг тишина подавляла звуки, которые издавали проходившие вдали козы и ослы.

Присев на корточки перед хибарой и обратившись в сторону Ра, Пакен бормотал непрерывные молитвы. Я еще никогда не видел его таким, неопрятным, с опухшими покрасневшими веками, воспаленными ноздрями и прилипшими к голове волосами. Хотя набожным он не был, ритуалы и заклинания давали ему призрачную защиту от скорби; без них он бы пропал.

Меня же не спасало никакое заклятие. Злосчастье проникало в меня, минуя все заслоны. Неспособный противопоставить ему утешительную веру, я слабел под его сокрушительными ударами.

Чтобы избежать страдания, надо было бы не любить. А поскольку рок лишил меня Мерет, я предвидел, что мой следующий способ любить ее будет заключаться в глубочайшем страдании. Я привяжусь к своему горю и замкнусь в апатии, ибо хотя бы в этом Мерет будет существовать всегда.

– Хочешь, я приготовлю мятный отвар?

Не отдавая себе в этом отчета, я обратился к Пакену с вопросом, который, едва поднявшись с постели, задавала мне Мерет, после того как поджигала смолу, которая очищает воздух и пробуждает тело. Какая-то часть меня отрицала ее исчезновение, сохраняя наши ритуалы.

Изумленный Пакен что-то невнятно пробормотал. Я уже поворачивался, чтобы бросить в воду листики мяты, когда услышал:

– Оставь, я сама заварю.

Я замер. Убежденный, что мое воображение сыграло со мной досадную шутку, я не осмеливался поверить тому, что услышал.

– Да, это доставит мне удовольствие, – настаивал голос.

Я резко развернулся. Перед нами, улыбаясь, стояла дрожащая Мерет. Худобой и бледностью она напоминала призрак.

– Как? Ты…

Договорить я не смог.

Опустив веки, Мерет кивнула. Свидетельствуя о внутреннем смятении, сквозь белоснежную кожу ее висков проступали синие жилки. Шепотом, сама удивляясь тому, что говорит, она начала:

– Перед наступлением ночи к решетке камеры подошли три стражника. Когда они выдернули меня из подземелья, куда нас бросили, я предположила, что меня казнят в первую очередь. Они отвели меня в караульную будку и велели ждать, сколько потребуется, чтобы разошлись родственники, которые толпились у подножия стены. А потом бежать. Ждать мне пришлось до рассвета.

Собрав оставшиеся силы, Пакен поднялся и обнял Мерет. Брат с сестрой залились слезами. Их связывало одно лишь прошлое, настоящее их разделяло. Хотя в обыденной жизни каждый из них проявлял сдержанность в оценке нравов другого, а их отношения держались на осмотрительности, они нежно любили друг друга; и вот теперь они признавались в этом своими слезами.

Не сводя глаз с Мерет, Пакен оторвался от нее, чтобы и мы тоже могли обняться. Мерет рванулась ко мне, уткнулась головой в мою грудь и расслабилась. Воздух снова проник в

1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 119
Перейти на страницу:

Еще книги автора «Эрик-Эмманюэль Шмитт»: