Шрифт:
Закладка:
— Мы часто говорим: «Я знаю это доподлинно!» И не можем понять, что уже, сказав эту фразу, заблуждаемся. В мире существует два сознания. Одно — мизерное — доступно человеку. Но все другое многое происходит без нас, нашего восприятия и сознания, и это — вечная жизнь, скрытая от нас во всей своей полноте. Нам открыто лишь малое, но мы, грешные в своей гордыне, стремимся по этим мгновениям в жизни природы и вселенной выводить свои законы. Но разве по части дано судить о целом? Разве по руке мы можем определить, что это — весь человек? Потому и в священном писании нашему разумению открыто не все, и лишь тому даруется способность видеть и понимать большее, кто духом своим больше предан всевышнему…
Он умолк. Молчал и Леня, раздумчиво посматривая на Тимофея Яковлевича. И Лушке почему-то было обидно именно за Леню — так ловко и гладко обвел его в споре бородатый старик. И едва Кораблев заговорил снова, она стала слушать его с напряженным вниманием.
— Хорошо, не все открыто нашему разуму, с этим можно согласиться, — произносит он. — Но то, что открыто, — об этом мы можем поговорить? К примеру, вот об этом… — он начал листать библию, ища нужную закладку. — Вот оно… Вы прославляете милосердие Иисуса Христа. Матфей в главе пятой восхваляет даже миротворцев: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами божиими». И у вас, сектантов, отражается миролюбие, доброта Иисуса Христа: «Бог есть свет, бог есть любовь…», «Возлюби ближнего…» и так далее. Но на самом-то деле Иисус Христос очень жесток! Вот что пишет Матфей в главе десятой своего евангелия: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю, не мир пришел я принести, но меч». А вот в главе третьей евангелия от Марка: «И духи нечистые, когда видели его, падали перед ним и кричали: ты — сын божий. Но он строго запрещал им, чтобы не делали его известным». Это как понимать? Выходит, что Иисус Христос имеет власть и над нечистыми, сатанинскими силами? Так, Тимофей Яковлевич?
— Он может ими только повелевать, так сказано в евангелии. Но это слово можно по-разному толковать.
— По-разному? — Леня подался к старику. — Слово пусть понимают по-разному? А как понимать, что эту власть над нечистыми духами он передал апостолам Симону, Иакову, Иоанну, Андрею, Филиппу, Варфоломею, Матфею, Фоме, Иуде? Вот-вот, читайте! Глава третья, параграф пятнадцатый евангелия от Марка.
Тимофей Яковлевич молча читает, шевеля губами, а Лушка, облегченно вздохнув, усмехается: «Запутал старика… Оно, и вправду, много в евангелиях путаных-то мест. Уж лучше от себя бы говорил Тимофей Яковлевич, у него это лучше получается».
А Леня Кораблев, воспользовавшись тем, что старик занят чтением, обращается уже ко всем присутствующим:
— Да только ли в этом натяжки в евангелии? Помните, параграф сорок четыре, где Христос изгоняет беса из человека и приказывает ему ничего об этом не говорить другим. А тот вышел и начал всем рассказывать о происшедшем. Что, у Христа не было сил заставить того человека молчать? Да нет, он просто сам хотел, чтобы о его чудесах говорили. Он прекрасно знает, что… «нет ничего тайного, что бы не сделалось явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу». Оказывается, Христос просто лицемерил перед тем человеком? Зачем это?
«И вправду — зачем?» — раздумывает Лушка, но тут же слышит громкий голос сестры Ирины:
— Сатанинские речи говорит этот человек! Чего, его слушать? Идемте, братья и сестры, не будем смущать дух соблазнами бесовскими…
И первая встает, шагает к дверям, потянув за собой Лушку:
— Идем живее…
Люди по одному, по двое отходят от стола, исчезают в раскрытой двери.
— Луша! Постой-ка, — окликает Вера и встает у них на дороге. — Нам с тобой особо поговорить надо.
— Не о чем ей с вами говорить, — обрезает сестра Ирина и строго взглядывает на Лушку: — Аль мало еще тебе от них несчастий случилось? Смотри, сестра, выбор правильный делай. Заманят, а там — и за решеткой окажешься. Доброго-то чего ждать от них, аль забыла?
— Глупости вы говорите! — хмурится Вера. — Следствие пока приостановили, был у нас на шахте их работник. Надо только, чтобы Луша всю правду рассказала…
— Вот, вот, — оживает сестра Ирина. — Правду-то скажи, а за нее — страдай потом безвинно…
Сама между тем вслушивается в разговор Кораблева и Тимофея Яковлевича. Очень уж не нравится ей, как спокойно и мирно беседуют они. И человек шесть-семь из братьев и сестер окружили их, слушают со вниманием и любопытством.
«Узнать надо потом, о чем они толкуют», — решает она и резко тянет Лушку за рукав:
— Идем, идем! Ждут нас…
Со злорадной улыбкой взглядывает в лицо Веры, когда Лушка, опустив голову, шагает к двери.
Доро́гой она мало разговорчива, а подходя к дому, хмурится.
— Хитро, ироды, плетут сети… Но нас голой рукой не возьмешь. Сумели-таки, выследили. Есть, значит, среди наших какой-то Каин-предатель. И время и место моления точно узнали… Неужели Тимофей? Что-то подозрение у меня на него…
И хмуро качает головой: не дают ей покоя тревожные, безрадостные мысли. Нет, не случайно этот седой благообразный старик с такой внимательностью расспрашивал ее, сестру Ирину, об образе жизни Филарета в последние дни. Все докапывался, когда тот приходит, надолго ли, остается ли в их доме ночевать.
«Надо сказать Филарету об этом, — решает сестра Ирина. — Не выведи Иуду из своего стада — много грехов примет на душу».
Но Тимофей Яковлевич далек от мысли выдать Филарета милиции. Расспросы сестры Ирины вызваны заботой о чистоте рядов братьев и сестер. Донеслось до него, что сожительствует их пресвитер Филарет с какой-то приезжей девицей. К тому же, ввел грешницу в дом одной из сестер, не заботясь о том, что та может оказаться тайным соглядатаем.
Как мужчину, Тимофей Яковлевич понимает Филарета, клюнувшего на приманку в виде молодой полнотелой бабы. Старость-то не за горами, а жадное мужское сердце все еще хочет объять необъятное. Но, придерживаясь последние годы строгой нравственности, Тимофей Яковлевич не хочет закрывать глаза на слишком смелые и необдуманные шаги Филарета. Решившись на крупный разговор с Филаретом, он и собирает исподволь факты.
Вернувшись домой с неудачного молитвенного собрания, Тимофей Яковлевич с удивлением узнает от жены, что Филарет уже здесь.
«Сам господь хочет, чтобы мы поговорили, привел Филарета именно ко мне», — настороженно думает он.
— Один? — коротко спрашивает свою безропотную, послушную жену Тимофей Яковлевич. Та молча
