Перед трибуналом была поставлена задача защиты революции. Весь ход процессов, выносимые приговоры должны были служить этой, и только этой, цели. Трибунал мало внимания обращал на тонкости процессуального характера. Степень суровости приговора во многом определялась социальным происхождением обвиняемого. Для осуждения представителей старых господствующих классов — дворянства и духовенства, а также буржуазной аристократии требовалось обычно меньше доказательств вины, чем для подсудимых — выходцев из народа. Трибунал карал за контрреволюционную деятельность, за измену, за шпионаж в пользу интервентов, за спекуляцию, а также за нарушение законов о регулировании цен и заработной платы (законов о максимуме), о конфискации золота, за поставку недоброкачественного вооружения, боеприпасов и продовольствия в армию и другие аналогичные преступления.

Наряду с Комитетами общественного спасения и общественной безопасности, комиссарами Конвента и революционными комитетами в провинции столичный Революционный трибунал принадлежал к числу наиболее важных и эффективных органов революционной диктатуры. Он сделал немало для обеспечения победы над силами внутренней и внешней контрреволюции, к которым летом 1793 г. открыто присоединились жирондисты. Ответом монтаньяров было усиление революционного террора против врагов якобинской республики. По различным подсчетам историков, в 1793–1794 гг. было арестовано от 70 до 500 тыс. человек, 17 тыс. было отправлено на гильотину. Если сам террор был некоторое время (особенно летом и осенью 1793 г.) суровой необходимостью для якобинской республики, то его эксцессы порождались совсем другим — страхом, как писал Ф. Энгельс, перепуганных, выставлявших себя патриотами буржуа, мелких мещан и действиями шайки прохвостов, обделывавших свои делишки при терроре[322].

Деятельность Революционного трибунала, особенно во время террора, ярко отражала ход политической борьбы.

25 сентября 1793 г. якобинский Конвент поручил Революционному трибуналу рассмотреть дела бывшей королевы Марии-Антуанетты и 21 депутата-жирондиста, после выступления парижских масс 31 мая — 2 июня изгнанных из Конвента и арестованных. Что касается Марии-Антуанетты, то здесь все было ясно. Она являлась душой всех тайных контрреволюционных заговоров, вела изменническую переписку с интервентами. На суде вдова Людовика XVI отрицала все инкриминируемые ей деяния. Теперь, когда стали доступными правительственные архивы той эпохи, не подлежит сомнению, что обвинения против королевы соответствовали действительности. Их обоснованности не отрицают и симпатизирующие ей историки[323]. Фукье-Тенвиль добавил к политическим обвинениям различные, не шедшие к делу утверждения, касавшиеся личной жизни подсудимой. Эти выпады могли лишь унизить Революционный трибунал, недаром они вызвали гнев Робеспьера[324]. 16 октября бывшая королева была приговорена к смерти и в тот же день казнена.

Через неделю, 24 октября 1793 г., начался процесс жирондистов. И снова политические обвинения, выдвинутые против подсудимых, невозможно было опровергнуть. В число этих обвинений входило втягивание Франции в «революционную войну», к которой она не была готова, но которая лишь облегчила попытки интервентов изображать себя обороняющейся стороной. Проповедь «революционной войны» была по существу порождением страха перед углублением революции. Этот страх побудил жирондистов сначала к тайному, а затем и к открытому союзу с реакцией и иностранными державами, к поощрению измены генералов, к организации контрреволюционных восстаний в Бордо, Марселе, Лионе и других местах. Жирондисты призывали истреблять якобинцев, поощряли акты индивидуального террора против вождей революции, в том числе убийство Марата Шарлоттой Корде.

Якобинцы настаивали на быстром окончании разбора дела, которое могло затянуться на длительный срок. 28 октября Конвент принял закон, ускорявший судебную процедуру. По истечении трех дней председатель с согласия присяжных имел право прекращать судебное разбирательство и объявлять приговор. Председатель трибунала уже 30 октября воспользовался этим законом, чтобы предложить присяжным закончить процесс жирондистов, который еще находился на стадии судебного следствия. Через три часа присяжные на вопросы о виновности подсудимых во всех предъявленных им обвинениях ответили утвердительно. Некоторые из осужденных пытались заколоться кинжалами тут же, в зале суда. Другие обращались к собравшимся зрителям и народу, утверждая, что их обманывают. На другой день руководители жирондистов сложили головы на гильотине.

В последние месяцы 1793 г. и начале 1794 г. перед Революционным трибуналом предстали различные лица, суд над которыми привлек всеобщее внимание: Филипп Эгалите, бывший герцог Орлеанский, мадам Роллан (ее называли душой Жиронды), бывший мэр Парижа Байи и республиканский генерал Гушар… В Революционный трибунал было передано и дело вождя «бешеных», защитника интересов парижской бедноты, Жака Ру. Не дожидаясь неизбежного смертного приговора, 10 февраля 1794 г. Жак Ру покончил жизнь самоубийством. 13 и 14 марта были арестованы лидеры левого крыла якобинцев Эбер, Ронсен, Моморо. Им инкриминировали связь с иностранными державами, стремление реставрировать монархию, уморить Париж голодом. Действительной виной, за которую судили эбертистов, были планы восстания против Конвента, против Комитета общественного спасения во имя осуществления своей эгалитарной программы. Среди зрителей было немало сочувствующих подсудимым, но это не изменило хода процесса. Эбертисты были осуждены и 24 марта гильотинированы.

В число осужденных «предателей» сознательно включили несколько лиц, связанных с правыми якобинцами — дантонистами. В ночь на 31 марта на совместном заседании Комитетов общественного спасения и общественной безопасности по настоянию Робеспьера и Сен-Жюста было принято решение об аресте Дантона и его друзей. При известии об этом возникло сильное волнение даже в самом Конвенте. Но авторитет Робеспьера еще раз восторжествовал. Со 2 по 5 апреля проходил процесс Дантона, Камилла Демулена, Эро де Сешеля и других лидеров правого крыла монтаньяров. В обвинении правда была щедро перемешана с вымыслом. Сведения о связях Дантона со спекулянтами и темными дельцами, даже с иностранными агентами, перемежались с явно фантастическими вымыслами. По утверждению председателя суда Германа, целью Дантона было «двинуться во главе вооруженной армии на Париж, уничтожить республиканскую форму правления и восстановить монархию»[325].

Дантон, с его могучим голосом и темпераментом народного трибуна, перекрикивая судей, доказывал всем собравшимся в зале и около здания трибунала несправедливость возведенных на него обвинений.

— Мой голос, — гремел он, — должен быть услышан не только вами, но и всей Францией.

Фукье-Тенвиль писал Конвенту, что предоставленных суду прав недостаточно, чтобы заставить замолчать подсудимых, «апеллирующих к народу»[326].

Один новейший американский историк назвал присяжных в процессе дантонистов «тщательно отобранной группой людей, заранее враждебно настроенных и нарушающих данную присягу»[327]. Эта оценка соответствует действительности лишь частично: члены трибунала и присяжные были искренне убеждены в том, что интересы народа, революционная целесообразность выше, чем приверженность букве закона. По слухам, Фукье-Тенвиль и Герман даже входили в совещательную комнату, чтобы побороть сомнения присяжных, и показывали им какой-то неизвестный документ, свидетельствующий о виновности Дантона. Когда один из присяжных заколебался, другой спросил его:

— Кто более полезен для Республики — Дантон или Робеспьер?

— Более