Обри: Извини, что заставила тебя сожалеть о своем приглашении.

Чэнс: Единственное, о чем я сожалею, – это о том, что я не вломился в душ через те двери, Принцесса.

Она ответила не сразу. Прошло несколько минут, прежде чем мой телефон завибрировал.

Обри: Спасибо, что ты не сделал этого.

Чэнс: Ты бы осталась, если бы я все-таки поступил так.

Обри: По-твоему, это было бы правильно?

Чэнс: Возможно, ты испытывала бы проблемы при ходьбе, но ты бы все еще была здесь.

Обри: Понятно.

Она больше не писала, поэтому снова написал я.

Чэнс: С тобой все в порядке?

Обри: Да. Я больше не могу писать. Обещаю позвонить тебе на этой неделе.

Чэнс: Он там, с тобой?

Обри: Да.

Ревность обрушилась на меня, словно целая тонна кирпичей. И снова прозвучал тот самый голос, напоминающий голос матери: «Оторви свою задницу от дивана и иди завоевывать свою женщину». Неожиданно меня осенило. Что удерживало меня здесь? Гордость? Да. Всего лишь моя гребаная гордость. На всем белом свете для меня существовала только Обри. Ради того, чтобы вернуть ее, можно было переступить и через гордость.

Мне было плохо. То, что происходило, было неправильно. В глубине души я знал, что она любит меня. Я видел это в ее глазах. Она просто боялась новой боли. Мое решение не вмешиваться в ход событий лишь давало сопернику преимущество. Если я собираюсь отпустить ее, то, по крайней мере, должен знать, что сражался за нее до конца. Я должен быть рядом с ней.

Итак, планы меняются.

Схватив ключи, я сел в свой грузовик и рванул в сторону Темекулы. Дорога была свободной, поэтому я выжимал восемьдесят пять миль в час.

План действий был следующий: провести ночь в мотеле и с утра пораньше быть готовым к решающему сражению, что бы мне ни сулил грядущий день. При этом я абсолютно не был уверен в исходе завтрашней битвы. Я просто знал, что буду рядом с ней до конца, а там будь что будет.

Я выхожу на чертовски длинную дистанцию, Принцесса.

Я настроил радио на музыкальный канал. Видимо, мои нервы были не в состоянии выдержать что-либо еще.

Было уже поздно, когда я, наконец, добрался до мотеля. Каким-то чудом я быстро заснул. Я планировал с самого раннего утра припарковаться на Джефферсон-стрит и пригласить ее на завтрак. До завтра оставалось еще много времени.

Следующий день начался вполне обыденно. У здания, где располагался офис Обри, царили все те же шум и суета. Когда я вошел в «Старбакс», чтобы сделать заказ на завтрак, сразу стало ясно, что в это утро меня ждут сюрпризы.

– Привет, Мелани.

– Чэнс, я думала, что ты уехал из города.

– Я вернулся.

– Честно говоря, удивлена.

– Почему ты так говоришь?

– А ты разве не знаешь?

– Не знаю что?

– Вчера был последний день с Обри. Она зашла и со всеми нами попрощалась.

Что?

– Ее здесь больше нет?

– Нет. Извини. Я же считала, что вы с ней друзья. Вот и подумала, что ты в курсе, что она уволилась с работы.

– Друзья. Ну, да. Действительно. Она, должно быть, просто забыла упомянуть о такой мелочи. Она сказала, куда едет?

– Она просто сказала, что уезжает и что мы больше не будем с ней видеться каждое утро.

Потирая подбородок, я, словно слепой, уставился в пустоту, пытаясь переварить услышанное.

– Тебе что-нибудь принести? – прервала Мелани мой тяжелый мыслительный процесс.

Не успев подумать, я сказал:

– Конечно. Ванильное латте с нежирными сливками, немного пены и погорячее.

– Ты заказываешь то, что пьет на завтрак Обри?

– А?.. Ну да. – Я не отдавал отчета в том, что заказывал. – Почему бы и нет? – Я пожал плечами.

Я сел за столик в углу и, покручивая чашку с пенистым напитком в руке, попытался убедить себя, что, если Обри покинула работу, не сказав мне ни слова, это совсем не обязательно означает, что она сделала выбор в пользу Бостона и Дика. Я мог написать ей, но какая-то часть меня не была готова к ее ответу. Возможно, Обри решила уехать только потому, что фирма сворачивала свою деятельность. В любом случае это будет моя последняя трапеза в «Старбаксе», который служил мне убежищем, и где я проводил время с Обри. Больше не будет этих утренних ожиданий, когда я выслеживал ее на Джефферсон-стрит, ведь она здесь больше не работает. Я опустошил кошелек с наличными и сунул сотню долларов в банку для чаевых.

– Спасибо, друзья. Ценю вашу помощь, которую получал здесь все эти недели.

Мелани в недоумении уставилась на меня.

– Как скажешь, спасибо. Ты что же, больше не вернешься?

– Боюсь, что нет.

Когда я подрулил к дому Обри, мне бросился в глаза бело-голубой щит с какой-то надписью, воткнутый на передней лужайке. Сердце отчаянно забилось в груди в предчувствии неизбежного.

Какого черта?

Я вышел из машины и, подойдя к дому, прочитал надпись: «Сдается в аренду». У меня скрутило все внутренности. Достав ключ, я бросился к передней двери и открыл ее. Миска, из которой обычно пил козленок, все еще стояла на кухне, но она была пуста. Ни единого следа пребывания Пикси где бы то ни было. Вся мебель была на месте, но личные вещи Обри исчезли.

Я метался по дому, как безумная птица. Убранная до полной чистоты спальня подтвердила мои наихудшие опасения. Ни единой забытой вещи, даже какого-нибудь пустяка. Я присел на кровать Обри и оглядел спальню – ужасная реальность постепенно начала проникать в мое сознание. Адреналин, запульсировав в венах, бросился в голову.

Спокойно. Возьми себя в руки, Чэнс.

Словно в полусне я вернулся под ослепляющее солнце. Я открыл сарайчик и стал складывать свой садовый инвентарь в кузов грузовика. В этот момент я услышал свист.

Обернувшись, я обнаружил, что это была соседка Обри, Филомена, тащившая коричневую коробку. Она, видимо, выбежала, чтобы встретить курьера, доставившего ей очередной чудо-товар, который она заказала, клюнув на «уникальное торговое предложение».

Она побрела ко мне, волоча по асфальту ноги в шлепанцах. В волосах торчали бигуди, а губы были криво обведены ярко-розовым карандашом, но без помады.

– Эй, горячий парень.

Стараясь вести себя дружелюбно, несмотря на отвратительное настроение, я ответил:

– Приятно снова встретить вас, Филомена. Что там, в коробке?

– Кто его знает? Я заказываю разную ерунду в полусонном состоянии, а потом даже не помню, что