Шрифт:
Закладка:
Боязнь безбожия и непрерывные сообщения о росте атеизма наполняют церковную печать на протяжении всей второй половины прошлого века. Тема атеизма не сходит со страниц духовных журналов. Успехи публичных естественнонаучных лекций, которые в 1860-х годах устраивались в Петербурге, Москве, Тифлисе и других городах, собирая многочисленных слушателей, вызвали смятение у руководителей церкви. Некоторые богословы готовы были выступить с публичными лекциями против естествознания и атеизма. Митрополит Филарет, ведавший учебными делами церкви, возражал им, боясь, что провал публичных лекций богословов на естественнонаучные темы послужит подрыву авторитета церкви. Он патетически взывал: „Поберегите жемчуг святой истины, чтобы его неосторожно не уронить под ноги свиньям!.. Пусть в университетской церкви в каждый воскресный и праздничный день один или несколько проповедников по очереди произносят проповеди против тех лжеучений, которые распространяются светскими лекциями“ (Собрание мнений., 1887, т. 5, с. 69).
Все же с „Публичными чтениями о неверии, преимущественно современном“ выступил в 1863 г. профессор Петербургской духовной академии А. Предтеченский. Эти чтения под названием „Что разумнее: вера или неверие?“ были напечатаны в том же году в журнале „Христианское чтение“, а потом выпущены отдельной книгой. Речь шла „о болезни неверия“, которое состоит „в ненадлежащем, неестественном отношении разума к вере“, доходящем до непризнания за последней права на существование». «Так именно трактовали и трактуют веру и религию два наших толстых периодических издания — „Современник“ и „Русское слово“ — и некоторые мелкие их спутники». Особенно беспокоил Предтеченского союз философского материализма с естествознанием. «Как на особенно характеристическое знамение нашего времени мы можем еще указать на. обилие, в каком выходят у нас в свет сочинения так называемых „философов естествоиспытателей“, отличающиеся положительным, в других словах атеистическо-материалистическим, направлением». Надо полагать, речь шла о Сеченове. Лектор призывал «сражаться с врагами веры» (Предтеченский, 1964, с. 6–7).
Церковная печать — от богословских трудов до массовых журналов, от наукоподобных методологических разработок в помощь профессорам духовных академий и семинарий до прямых инструкций и текстов проповедей, заготовленных для сельского духовенства, — сообщает о росте антирелигиозных воззрений. Примечательно появление специальных указаний церкви по борьбе с материализмом и атеизмом. Церковь предписывала «искоренять неправые учения и ложные мудрствования».
В статье «Пастырские заметки касательно борьбы с материализмом», помещенной в качестве редакционной передовой в трудах Киевской духовной академии, утверждалось, что «в народе со всею силою появляется дух, при котором он отводит взоры свои от христианства». Автор статьи с тревогой писал: «Кому неизвестно, как тысячи тысяч удаляются от церкви и ее исповедания, потому что считают себя выше того, чтобы пользоваться руководством пастырей и верить старым толкам о бессмертии и суде?» (Труды Киевской духовной академии, 1863, янв., с. 8). Далее писалось, что материализм, «почти уклоняясь от философских доказательств и ученого изложения, преимущественно на основании новейших результатов естествознания, образовался в такое мировоззрение, которое не только враждебно христианской жизни, но и совершенно уничтожает ее. Его природа состоит в отрицании всего божественного и духовного» (там же, с. 7). Статья была направлена против «пресловутой антропологической мудрости новейшей естественной науки» (нетрудно догадаться, что здесь разумелась работа Чернышевского) и была программной — ее целью было научить, говоря словами автора, «как пользоваться оружием слова божия для успешного отражения материализма нашего времени».
Наиболее дальновидные идеологи православия, одним из них был митрополит Филарет, требовали от богословов гибкости в борьбе с атеизмом. Филарет указывал синоду на его неповоротливость, на боязнь отойти от старых, укоренившихся форм религиозной пропаганды. «Не всегда древнее время может быть образцом новому, имеющему новые потребности», — поучал он (Собрание мнений., 1886, т. 4, с. 250).
Психологические проблемы в условиях пореформенной России приобретают все большее значение в деятельности церкви. Выделение психологии из философии происходило, как уже говорилось, в острой идейной борьбе двух направлений в психологии — материалистического и идеалистического, православная церковь стала активным участником этой борьбы. Ни в какой мере она не хотела упускать психологию из своего ведения. Необходимость борьбы с материалистическим направлением в психологии не вызывала сомнения. В распространяющейся и укрепляющейся материалистической психологии церковь видела опору атеизма, которого так страшились и духовенство, и самодержавие, видела угрозу учению о бессмертии души.
Деятели церкви выступали против сеченовской психологии, поднимали на борьбу с ней рядовых служителей церкви, которых они призывали воздействовать на прихожан, предостерегая их от «отравления рефлексами». Именно так писали церковные журналы в своих методических указаниях духовенству.
Вопрос об отношении к психологии становится среди руководителей церкви предметом ожесточенных споров. В них получает
выражение та двойственность, которая была присуща христианской теологии, — противоречие веры и науки. Богословы не хотели отказываться от использования психологии как науки, доказывающей существование души, а потому активно участвовали в полемике между материалистическим и идеалистическим направлениями в психологии — о природе психического, о предмете, методе и задачах психологии, об ощущениях и мышлении, о свободе воли. Очевидна была цель, которую преследовала церковь в борьбе против материалистической психологии. Главным было отстоять учение о душе — за ним ведь стояла социальная доктрина христианства, оно служило основой решения всех социально-психологических проблем. Именно поэтому преследованию царской цензуры подвергся трактат Сеченова «Рефлексы головного мозга»[4].
Борьба православной церкви с материалистической психологией развертывалась на разных уровнях и в разных направлениях. Выступления церкви против нового учения определялись в первую очередь значимостью социально-психологических выводов из догматов церкви, которые рушились с развитием науки. Богословы выступали в университетах, в Московском психологическом обществе, выпускали книги с вычурными названиями, как, например, многотомный труд епископа Никанора «Позитивная философия и сверхчувственное бытие» (СПб., 1876) или книга иеромонаха Антония «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности» (СПб., 1888). Они стремились придать наукообразный вид своим доводам, действовали убеждением, применяя приемы логики, заботились о многочисленных ссылках на труды отцов церкви, философов и психологов.
С 1870-х годов усиленно разрабатывается специальный раздел апологетики (отрасли христианского богословия, занимающейся защитой вероучения), посвященный естествознанию. По словам профессора богословия П. Светлова, естественнонаучная апологетика была порождена стремлением к соглашению Библии откровения с Библией природы, или религии и науки. Иными словами, перед естественнонаучной апологетикой православие ставило задачу — сделать естествознание безвредным для религии. В духовных академиях был введен курс естественнонаучной апологетики.
С появлением трудов Дарвина в России православная церковь начинает ожесточенную борьбу с дарвинизмом, борьбу, которая тянется всю вторую половину XIX в. и вовлекает, с одной стороны, все