Шрифт:
Закладка:
Дудошник покачал головой, посмотрел на старуху, затем перевёл взгляд на Степана. Тихо молвил:
– Я раньше никогда не слагал песен о войне. Лишь изредка – вон, когда играл у Кологора на пиру.
В глазах отразилось недоумение, рот в изумлении приоткрылся. Однако он тут же посмотрел с горечью.
– Но вот, кажется… Не ведаю. Что-то внутри меня рвётся наружу, некий голос нашёптывает острые, как кинжалы, слова. Выводит мелодию, которую я никогда прежде не слышал.
Таргитай закрыл глаза, словно стараясь что-то услышать, почувствовать. Что-то яркое и могучее, зовущее за собой.
– Там, – медленно произнёс он, указывая себе на грудь, – пробуждается что-то, чего никогда прежде не было.
На его красивом, чуточку наивном лице отразилась вселенская боль.
– Раньше я мог вплетать в песни лишь любовь, красоту и добро. Теперь вижу, как наяву, как горят подожжённые хаты, огнём охвачены целые города.
Взгляд Таргитая на миг затуманился, он уставился в тёмную бревенчатую стену, на которой сушатся пучки трав.
– Это происходит сейчас? – спросил Степан негромко.
Взгляд его на мгновение остановился, сделался хмурым, словно он увидел то же самое, что и невр.
Таргитай покачал головой, лишь крепче зажмурил глаза. Потом закрыл лицо ладонями.
– Не знаю… – промолвил он с мукой. – Сейчас это случится, завтра или через время! Вот ещё один город. И ещё один… и ещё. Люди гибнут, хотя могли бы жить и радоваться, любить друг друга, рожать детей!
Он вскинул голову, посмотрел на сидящую у стены ведунью. На миг она преобразилась в красивую молодую женщину. Её облегающее стройную фигуру платье будто соткано из полевых трав и цветов. В глазах стоит звёздная ночь, под толстой косой сияет луна.
Но этот облик быстро растаял, и Таргитай вновь увидел у окна старуху.
– Бабуля, – спросил Степан, со смесью любопытства и осторожности кивая на светящуюся прялку в её руках, – что это у тебя за пряжа такая?
Яга взглянула остро. Однако потом лик смягчился, губы растянулись в загадочной полуулыбке.
– В большом знании, – молвила она, – большая печаль. Уверен, что хочешь это знать?
Степан вновь встретился с ней взглядом. В глазах мелькнула тень страха. Он невольно отшатнулся, будто увидел что-то из мира Нави. Торопливо помотал головой, словно пожалел о вопросе.
Быстро глянул на Таргитая, в глазах тревога, мол, не нравится мне эта бабка, с ней что-то не так! Он всё ещё бледный, глаза расширились, ладонь потянулась к рукояти меча на широком кожаном поясе.
Невр и сам уже ощутил, что старуха – это лишь личина. Под ней скрывается нечто неясное, смутное. Но чувства уверенно подсказывают – могучее и древнее, как сами боги, как сам этот мир!
Степан с лязгом обнажил меч. Вскочив с лавки, он с перекошенным от ярости и страха лицом рванулся к Яге. Но успел сделать всего несколько шагов. Он остановился аккурат посреди избы, замер. Взгляд его сделался мутным. Меч выскользнул из разжавшихся пальцев, со звоном обрушился на бревенчатый пол.
Бородач качнулся и рухнул следом. Таргитай смотрел, в изумлении раскрыв рот. Пронеслась ужасающая мысль: неужто и тут предательство?!
В тот же миг он услышал храп. Громкий, раскатистый. Грудь Степана мерно вздымается и опадает, голова безвольно запрокинулась, невр увидел в приоткрытом рте желтоватые зубы.
– Твой друг горяч, Таргитай, – произнесла Яга степенно. – Ты тоже желаешь вытащить Меч, что получил от Гардея? Один из старых мечей самого Перуна, не так ли?
Она усмехнулась и, отпустив сияющую золотом нить, встала. Таргитай отшатнулся. Синие глаза распахнулись в изумлении. Старуха растворилась в полумраке избы. Перед ним явилась женщина неописуемой красоты.
Рослая, статная. По плечу спускается тугая чёрная коса. По виду старше Даны. От неё исходит сияние, а вместе с ним чувствуется безмерная мудрость, забота, материнская любовь. Таргитаю сразу вспомнилась мать.
Но образ Росланихи померк перед той, что стоит рядом. Словно бы все в мире матери слились в единое целое, чтобы принять род людской целиком, как своё любимое дитя.
Ощутив внезапный порыв, Таргитай отвесил земной поклон.
– Кто ты? – спросил он с благоговением. – Неужто – богиня?
Женщина улыбнулась. У нее за спиной ярче вспыхнула золотом кудель и тянущаяся из неё нить. Певец заметил, что воздух в избе сделался светлее, словно где-то сияет незримый светоч, освещая каждое брёвнышко в стене, каждую щёлку в полу под ногами.
– Эх, Таргитай…, – сказала она. В голосе прозвучал мягкий укор. – Много тебе ещё предстоит познать. Хоть ты и наречён теперя Сварогом и стал одним из нас, но в мире богов ты ещё, как дитя неразумное.
Она подошла ближе. От её чистой светлой улыбки у Таргитая сделалось так хорошо на сердце, что аж почувствовал, будто снова маленький ребёнок, которому всё можно и которого все оберегают и холят.
– Как твоё имя? – спросил он, наконец, закрыв глупо приоткрывшийся рот.
– Люди зовут меня Великой Ткачихой, – молвила она. – Боги нарекли меня Мокошью. Я пряду людские судьбы, Таргитай.
– Повелеваешь, кому жить и радоваться, а кому – страдать? – спросил невр. В голосе зазвучала горечь, будто туго натянутая струна, в глазах вспыхнули искры обиды. – Я с друзьями повидал столько несправедливости! Видел, как гибнут невинные люди! Зрел, как злодеи насилуют их жён и угоняют в полон детей! Неужто всё это – твоих рук дело?
Мокошь покачала головой, по лицу пробежала печаль, точно рябь по речной воде.
– Я всего лишь пряду нить жизни, – сказала она. – Но мои помощницы – Доля и Недоля – решают, кто как проживёт свои дни. Они поддерживают равновесие в мире.
Богиня внезапно оказалась ещё ближе, хоть и, вроде бы, не сдвинулась с места. Таргитая ослепило идущее от неё сияние, окутало тёплым и мягким коконом. Стены избы, закопчённый потолок и стол с огромной печью пропали. Перед ним остался только сияющий женский лик.
– Будь уверен, Сварог, – сказала она, и Таргитай отчётливо увидел, как движутся её красивые, полные губы цвета восхода, – на всякого страдающего есть тот, кто живёт в радости. А всяк, кто наслаждается жизнью, потом получает и свою долю тягот. Одно уравновешивает другое, иначе будет нарушен порядок, который установил Род.
Губы её продолжают двигаться, а Таргитай явственно услышал шум ветвей в лесу, плеск воды в реке, протяжное дуновение ветра. Ушей коснулся стрекот цикад из травы.
Таргитай увидел, как за спиной у Мокоши к прялке с сияющим куделем из ниоткуда, словно плывя по воздуху, спустились две птицы. У каждой – женское лицо с птичьим клювом. От одной исходит
