По словам Дороти, она крутила им как хотела и могла заставить сделать все, что угодно. Когда девочка училась в седьмом классе, у нее возникли проблемы с алгеброй, и миссис Уолфман сказала мужу, что впредь их дочь не должна уходить гулять, пока не сделает домашнее задание. В те времена Отто возвращался с работы раньше жены, поэтому строго следить за соблюдением этого правила предстояло именно ему. В течение какого-то времени Дороти казалось, что ее муж действительно следит за тем, чтобы их дочь не валяла дурака, а занималась, но однажды ей позвонила преподавательница, которую всерьез обеспокоило резкое снижение качества домашних работ девочки. Даже ее почерк, сказала она, стал неряшливее, не говоря уже о том, что ребенок перестал справляться с элементарными примерами. Короткое следствие очень быстро выявило причину. Оказывается, их дочь продолжала, как и прежде, болтаться на улице с подругами, а домашнее задание за нее выполнял Отто, который разбирался в алгебре еще хуже, чем сама девочка.

Я был рад, что зашел. Миссис Уолфман, похоже, нравилось вспоминать разные истории из совместной жизни с Отто, да и рассказывать она умела. Я бы задержался еще, но когда сиделка, пришедшая вымыть пациента, попросила нас покинуть тесный бокс, я понял, что мне пора уходить.

– Я дам вам свой телефон, – сказал я миссис Уолфман. – Позвоните мне, если что-то изменится, хорошо? Правда, через несколько дней я уезжаю, но пока я здесь, постараюсь заглянуть к нему еще раз.

– Спасибо, Макс. Я обязательно позвоню, – ответила она.

Я вбил свой номер в ее телефон и, попрощавшись, повернулся к выходу, но в последний момент остановился.

– Еще одно, миссис Уолфман…

– Да?

– Когда мы виделись последний раз, Отто сказал мне, что собирается уволиться, чтобы отправиться с вами в путешествие через всю страну, и что его жизнь была очень счастливой, потому что рядом с ним всегда был любимый человек. Так что ваша дочь была не единственной, к кому он питал слабость.

Она тепло улыбнулась.

– Я думаю, был еще один человек – довольно известный хоккеист, – к которому Отто был неравнодушен. Просто он не хотел этого показывать.

* * *

Два дня спустя миссис Уолфман позвонила мне и сказала, что Отто умер. В сознание он так и не пришел.

Глава 27

Джорджия

В пятницу после работы Мэгги все-таки заставила меня выйти в люди. С Максом я не виделась уже недели три, и у меня по-прежнему не было ни малейшего желания развлекаться, однако Мэгги была не их тех, кого может устроить отрицательный ответ. «Пойдем на художественную выставку!» – заявила она твердо, и я скрепя сердце согласилась. С моей точки зрения, любая художественная выставка была предпочтительнее, чем бар или ресторан, но когда мы приехали в «Галерею», я поняла, что меня провели.

Картины здесь и правда были, но само заведение оказалось баром, к тому же битком набитым клиентами.

– Мне казалось, мы едем на выставку, – недовольно проворчала я.

Мэгги широко развела руки.

– Это и есть выставка! Выставка картин. Экспозиция обновляется каждый месяц, так что все без обмана… Скажи лучше: что ты будешь пить?

Я нахмурилась.

– Просто воду.

– Понятно. Значит, мартини «Капля лимона». Я сейчас… – Она подмигнула и исчезла.

Я вздохнула и огляделась. На стенах действительно висели картины – настоящие картины, а не репродукции, поэтому я подошла поближе и стала внимательно рассматривать одно из полотен, которое привлекло мое внимание своими яркими красками. Это оказалась абстрактная живопись, изображавшая, кажется, женщину. Пока я пыталась разобраться, где у женщины голова, а где ноги, ко мне приблизился молодой мужчина.

– Что скажете? – спросил он, указывая на картину бокалом с пивом. – Вам нравится?

– Я не особо разбираюсь в искусстве.

Он улыбнулся.

– Тогда скажите: что вы чувствуете, когда смотрите на это полотно?

Я вгляделась в хаос разноцветных пятен.

– Наверное, грусть.

– А взгляните вот на эту картину… – Парень показал на соседнее полотно. – Ну, что вы испытываете?

– То же самое.

– Черт! – Он усмехнулся. – Вообще-то, она называется «Радость». – Парень протянул мне руку. – Меня зовут Скотт Шеридан. И эти картины написал я.

– Ох, извините! Я вовсе не хотела вас обидеть или сказать что-то плохое о ваших работах. Дело, скорее всего, во мне самой. Видите ли, в последнее время у меня не слишком радостное настроение.

Он рассмеялся.

– Вы нисколько меня не обидели. Искусство заставляет людей испытывать самые разные эмоции. Главное, что вы вообще что-то почувствовали. Вы говорите, что испытываете грусть, а это значит, что я чего-то добился. – Скотт махнул рукой в сторону бара. – Вы позволите вас угостить? Открою вам страшную тайну: одно из преимуществ «Галереи» состоит в том, что художник, который выставляет здесь свои работы, получает выпивку бесплатно. Так что платить мне не придется.

Я улыбнулась.

– Спасибо, но я все же откажусь. К тому же моя подруга только что отправилась за мартини.

– Ага, понятно… Пока я успел только спросить, нравятся ли вам мои картины, и предложил угостить вас вином. Могу я дальше использовать клише и задать вам третий банальный вопрос: вы здешняя?

Я улыбнулась – почти помимо собственной воли.

– Да, я живу в Нью-Йорке. А вы?

– Я из Лос-Анджелеса. Сюда приехал по делам.

Мое лицо непроизвольно вытянулось, кровь отхлынула от щек. Лос-Анджелес… Не успела я научиться не вспоминать о Максе в течение как минимум пяти минут – и вот, опять…

К счастью, в этот момент сквозь толпу к нам пробилась Мэгги с бокалами в руках, что автоматом избавляло меня от необходимости поддерживать беседу с этим типом один на один.

– Это еще кто? – спросила Мэгги, протягивая мне коктейль и кивая в направлении Скотта.

– Художник. Его зовут Скотт Шеридан, и он один из авторов этих полотен, – объяснила я.

– Приятно познакомиться, Скотт… – Мэгги слегка наклонила голову и хищно улыбнулась. – Вообще-то, бармен специально показал мне на тебя и велел держаться подальше. Он сказал, ты постоянно здесь ошиваешься, выдавая себя за художника, который приехал в Нью-Йорк, чтобы выставить здесь свои последние шедевры, но на самом деле ты бариста из забегаловки «Европа» на Шестьдесят восьмой улице.

Скотт криво улыбнулся и, повернувшись на каблуках, растворился в толпе.

Мой рот сам собой широко открылся от изумления.

– Это правда, Мэг? Но какого черта?!

Мэгги ухмыльнулась и пожала плечами.

– Вот ей-богу, не понимаю я некоторых мужчин! Можно подумать, они в жизни не слышали про «Тиндер». В Сети полным-полно женщин, которым только и нужно, что подцепить кого-нибудь на один вечер. Так чего ради они пытаются играть в подобные игры?

Я покачала головой.

– Я больше не собираюсь ни с кем встречаться, – сказала я. – Этот парень – Скотт – он меня совсем не заинтересовал, хотя я и поверила, что он художник из Лос-Анджелеса и приехал сюда, чтобы продать свои картины. Неужели меня так легко провести?

– Нет. Просто этот тип – тот еще придурок.

Вздохнув, я сделала глоток из бокала.

– Если бы ты только знала, как я скучаю по Максу!

– Я знаю, детка.

– Мне иногда кажется, я совершила ошибку, когда решила расстаться с ним задолго до того, как он уедет в Калифорнию. Надо было надраться как следует и переспать с ним еще раз или два.

Мэгги состроила неопределенную гримасу.

– Поздно спохватилась. Макс уже улетел. Как раз сегодня утром.

Я нахмурила лоб.

– Откуда ты знаешь?

Мэгги покусала нижнюю губу.

– Я не хотела тебе говорить, потому что мне казалось, ты понемногу успокаиваешься, но… Вчера я его видела…

– Ты видела Макса? Где?!

– Напротив нашего офиса.

– Что он там делал?

Мэгги сделала глоток из своего бокала.

– Просто стоял на противоположной стороне улицы и смотрел на наше здание.

– Это правда?

Мэгги протяжно вздохнула.

– Помнишь, вчера в одиннадцать я собиралась в типографию?

– Да. И что?

– Когда я вышла из здания, то заметила на противоположной стороне улицы какого-то парня. Он был в бейсболке и солнечных очках, и хотя мне показалось, что он похож на Макса, я решила, что обозналась. Но когда полчаса спустя я вернулась, этот парень стоял на прежнем месте и все так же смотрел на наши окна. Меня он не замечал, и я перешла улицу, чтобы взглянуть на него поближе. Это был Макс!

– Но… я не понимаю.