Шрифт:
Закладка:
Когда второстепенный персонаж получает почти неограниченный доступ к информации – Отто Ран, нашедший грааль, или же царь Диветох, разобравшийся в воспоминаниях Отрады – адекватного проекта он все равно создать не может, в лучшем случае его вмешательство точечно. Он как случайный прохожий, оказавшийся в нужное время и нужном месте – подает герою оружие.
Да, разумеется, вторичные персонажи сохраняют некую свободу воли – и могут попробовать начать переделывать мир под себя. Как попробовал профессор Иконников в «Транквилиуме», отчасти как Астерий в «Кесаревне». Их бьют в спину, но эти удары не есть чистое проявление подлости – они недостаточно хорошо знают вселенную, чтобы переделывать ее. Они уязвимы из-за несоответствия своих планов и объема сведений.
Центральные персонажи, получившие сопоставимый доступ к информации – тоже начинают проектные действия. Но в этот момент моральные дилеммы как инструменты выбора у них почти атрофируются. Совесть пусть не исчезает совсем, но «архивируется». Что-то надо делать, и «надо» перевешивает почти все – при этом позитивный персонаж думает еще отчасти как человек, а какой-нибудь Заботтендорф – спокойно списывает со счетов все человечество.
– те, кто меняется, не обладая почти никакой информацией – часть преданных агентов 13-го отдела КГБ или почти весь состав группы «Трио», под масками, в роли марионеток, проведена половина жизни. Статисты, которые и не могут сыграть первых ролей. Их собирательный образ дан во «Всех способных» – старушка Клавдия Павловна, которая полжизни «за других», – воевала, потом сидела, любила одного, вышла замуж за другого, родила от третьего. Позднее он воплотился в Дору Хасановну Шварц – изломанная биография, честная служба своим идеалам, которые эксплуатируют чужие люди.
Тут предательство становится реализацией локального, обреченного на неудачу или забвение проекта. Попыткой построить свой маленький мир-дом-счастье. В тринадцатом отделе все думали, что Альбер Величко сбежал в Америку с деньгами – и в начале 80-х это было логичное предположение. В кризисе, как в лабиринте без выхода, поначалу видится много открытых окон и окошечек – часть людей притворяется крысами, надеясь просочиться. Причем просачивание порой приобретает эпический размах: таким стало бегство большого дворянского гнезда Панкратовых от революции в далекое прошлое, чуть не в межледниковый период. Этот процесс ухода затянулся, приобрел собственный смысл, и даже в конце 20-го века потомки Кронида Платоновича все тянули и тянули специалистов через открываемые врата в прошлое;
– ниже – просто люди, просто массы. Отношение к ним противоречиво, потому как изображаются весьма и весьма различные общества. Да и в этих обществах люди бросаются из стороны в сторону – обитатели идиллических Мэриленда и Палладии, в итоге перегрызлись в бессмысленных гражданских войнах. Все зависит от того, что покажут людям в дворцовое окно – «икону или афедрон».
Массы, лишенные структур самоорганизации – управляемы, слишком зависимы от собственного настроения. Они как тесто. Тут прямая аналогия с описанием людей в «Золоте Бунта» А. Иванова – люди равно способны и на благородные, и на низменные поступки, просто толпу легче толкнуть к гадостям;
– в самом низу – детали «механического дива», сквозного образа в книгах Лазарчука – люди в толпе, которая, выполняя определенные действия, позволяет менять мир. Они не просто лишены информации – они потеряли личность и скорее мертвы, чем живы. Это одна из самых ярких метафор митинговых масс, где в толпе люди теряют себя, но толпа эта на площадях-майданах может очень много. Казалось бы, ну кто эти люди – пусть даже их и двадцать, и тридцать тысяч? Но должным образом скоординированное и управляемое, «механическое диво» сносит все на своем пути. Уж сколько раз последние четверть века люди на постсоветском пространстве «просыпались в другой стране»;
Лазарчук реализует модели поведения персонажей перед качественно новыми вызовами. Эти вызовы приходится как-то принимать, переживать. Поэтому искать надо не в сути этих вызовов (если только вы не всерьез собрались в параллельный мир), а в описании «работы на излом» людей и организаций.
Главная проблема, с которой сталкиваются персонажи – те, кто борются в кризисе, и остаются фигурами на доске – перемена цели.
Они вступают в игру с одним набором карт – судьба постоянно сдает новые. И вопрос: как человек умудряется их осмысливать. Мистическое знание Глеба Марина – исключение. Поэт Гумилев, оставшись без опеки старших товарищей, почти ничего не делал тридцать лет подряд. Да и делать было особо нечего – орден «Пятый Рим», при всем своем могуществе, работал фактически вхолостую. После «сохранения православия на Руси в шестнадцатом веке» – у ордена просто не было реальных задач, а попытки сунуться в политику каждый раз оканчивались конфузом. Мистические знания нашли применение, лишь когда активизировалась всякая нечисть.
Эстебанец Север в процессе расследования и мести, которые вытащили его из самоизгнания – видел все больше признаков распада привычного уклада жизни, видел сгущение туч, которое было предвестием ухода землян и «великой гонки на всем что угодно». Почти все его размышления – это попытка увидеть за деревьями лес, но лес каждый раз оказывался слишком фантастичным, чтобы в него поверить. Но к переменам Север был готов и постоянно держал в голове как идеи будущей войны, так и задачи будущего мира.
Отважник Пактовий – первоначально хотел вытащить наследницу престола из лабиринта миров, потом влюбился в кесаревну, а обретя божественное всезнание – начал спасать мир. Но за его спиной вполне явно проговаривается, что именно месть за казненную первую любовь – месть «всем купно», всему миру – и стала одной из пружин конца света.
Конкретная причина перемены их целей каждый раз своя, и ответ дается не столько аналитически, сколько через переживания каждого отдельного персонажа. И в первом приближении эта причина скорее в сходстве образа жизни и мыслей протагонистов. Я бы уподобил ее периодичности в шпенглеровском духе эпохи: у Античности и Европы свои, глубоко различные прасимволы, но Цезарь и Бонапарт – это люди как будто сходного исторического времени, одного круга задач и образа мыслей. Приличные протагонисты – прилично реагируют на конец света. Решающими в неожиданном кризисе становятся те черты, которые до того казались вторичными. Вкусы, особенности воспитания, ведения хозяйства, чтения книг. Вторая натура приходит на место первой.
Но дело не только в этике и эстетике.
Перед каждым из протагонистов стоит более чем конкретная проблема – война.
Нападение противника, который поначалу кажется совершенно неодолимым. Что советские танки в стимпанковском Транквилиуме, что
