конверт – и протянула его вышибалам. Ход был смелый, но отчаянные времена взывают к отчаянным мерам. Ник взял конверт, открыл его, посмотрел снимки и присвистнул. Перевел взгляд с фотографий на меня, затем снова на фотографии. Выражение его лица неуловимо изменилось. Теперь Ник меня узнал.

Он вздернул бровь и плотоядно ухмыльнулся:

– Сколько лет, сколько зим, Вивиан. Теперь ясно, почему ты нас забыла. Нашла занятие поинтереснее, да?

От стыда у меня горели щеки, но я понимала: это только начало.

– Будьте любезны следить за языком, мистер, когда говорите с моей племянницей, – изрекла Оливия таким стальным тоном, что им можно было просверлить дыру в банковском сейфе.

«Моей племянницей»?

С какой поры я стала племянницей Оливии?

Ник пристыженно извинился. Но Оливия еще не закончила.

– Итак, молодой человек, либо вы ведете нас к мистеру Биллингсли – а тот, несомненно, не одобрит вашего крайне неделикатного обращения с двумя дамами, которых он считает едва ли не родней, – либо провожаете прямиком к столику мистера Уинчелла. Либо одно, либо другое, иначе я не сдвинусь с места. Предлагаю выбрать столик мистера Уинчелла, поскольку я в любом случае там окажусь, чего бы это ни стоило, даже если в процессе кое-кто лишится работы.

Просто невероятно, Анджела, какого страху способна напустить на молодых парней степенная матрона средних лет с суровым голосом. Парни боятся их как огня. (Видимо, такие женщины слишком похожи на их матерей, монахинь или учительниц воскресной школы. Детские травмы от давних нагоняев и телесных наказаний слишком болезненны и глубоки.)

Джеймс и Ник переглянулись, еще раз посмотрели на Оливию и решили: с ней лучше не связываться.

Так мы очутились за столиком Уолтера Уинчелла.

Оливия присела рядом с великим Уинчеллом, но мне жестом велела встать у нее за спиной. Видимо, рассчитывала своим телом, как щитом, загородить меня от самого опасного и скандального в мире репортера. А может, просто старалась держать меня подальше, чтобы я не встревала в разговор и не портила ей игру.

Отодвинув стоявшую перед Уинчеллом пепельницу, Оливия положила на ее место конверт:

– Я пришла обсудить вот это.

Уинчелл открыл конверт и пролистал фотографии. Я впервые их увидела, хоть и стояла слишком далеко и не могла разглядеть как следует. Но сомнений быть не могло: две девушки и один мужчина сплелись в тесном объятии. Чтобы понять смысл происходящего, детали не требовались.

Уинчелл пожал плечами:

– Я их уже видел. И купил. Ничем не могу помочь.

– Я знаю, – ответила Оливия. – Насколько я понимаю, завтра в вечернем выпуске вы намерены их опубликовать.

– Дамочка, а вы кто такая, если не секрет?

– Оливия Томпсон. Управляющая театра «Лили».

Я буквально слышала, как у него в мозгах защелкал арифмометр, и наконец Уинчелл сообразил.

– А, та развалюха, где идет «Город женщин», – бросил он и зажег новую сигарету от окурка предыдущей.

– Верно, – кивнула Оливия. (Она даже не стала возражать против «развалюхи» – впрочем, если начистоту, как тут возразишь?)

– Хороший спектакль, – заметил Уинчелл. – Я написал о нем хвалебный отзыв.

Похоже, он ждал благодарности, но Оливия была не из тех, кто раздает благодарности направо и налево – даже в том случае, когда сама пришла к Уинчеллу с поклоном.

– А что за юный зайчонок прячется у вас за спиной?

– Моя племянница.

Племянница, значит. Похоже, версия закрепилась.

– Не поздновато ли ей разгуливать в такое время? – спросил Уинчелл и присмотрелся ко мне повнимательнее.

Впервые я стояла к нему так близко, и мне это ни капли не нравилось. Высокий, лет сорока с небольшим репортер немного смахивал на хищную птицу; кожа гладкая, розовая, как у младенца; нервная, подвижная челюсть. Он был одет в темно-синий костюм – стрелки на брюках отглажены так, что порезаться можно, – светло-голубую рубашку, коричневые остроносые туфли и щегольскую серую фетровую шляпу. Богатый и всесильный, он и выглядел богатым и всесильным. Руки его постоянно пребывали в движении, но взгляд, которым он меня пригвоздил, казался пугающе застывшим. Уинчелла можно было бы даже назвать привлекательным, если бы не животный страх, который он у меня вызывал.

Впрочем, взгляд его на мне не задержался: я не заинтересовала репортера. Он оценил меня, проанализировал – «персона женского пола, молодая, неизвестная, незначительная» – и тут же выкинул из головы как совершенно бесполезную мелочь.

Оливия указала на одну из фотографий:

– Этот господин женат на нашей звезде.

– Дамочка, я его знаю лучше вашего. Артур Уилсон. Бесталанный олух. Туп как пробка. Судя по всему, цеплять девиц он умеет гораздо лучше, чем играть на сцене. Впрочем, когда его женушка увидит фотографии, она ему задаст.

– Она уже их видела, – сказала Оливия.

Теперь Уинчелл не скрывал раздражения:

– Меня больше интересует, как они оказались у вас. Эти снимки – моя собственность. Зачем вы показываете их всему городу? Собираетесь брать деньги за просмотр?

Оливия не ответила, а лишь смерила Уинчелла самым суровым взглядом, на который была способна.

Подошел официант и спросил, не желаем ли мы выпить.

– Нет, благодарю, – ответила Оливия, – мы воздерживаемся от алкоголя.

Сомнительное утверждение для любого, кто учуял бы сейчас мое дыхание.

– Если вы пришли с просьбой не публиковать статью, даже не надейтесь, – отрезал Уинчелл. – Это новости, а новости – моя работа. Если информация правдивая или интересная, я ее обязательно напечатаю. А здесь у нас и то, и другое. Муж Эдны Паркер Уотсон милуется с двумя девицами легкого поведения? Чего вы от меня ждете, дамочка? Что я буду стоять, скромно потупив взор, пока знаменитый актер развлекается со старлетками прямо посреди Манхэттена? Как известно, мне не по душе сплетни о супружеских парах, но раз уж люди так откровенно выставляются напоказ, чего вы от меня-то ждете?

Оливия пронзила его ледяным взглядом:

– Я жду от вас порядочности.

– Знаете, дамочка, а вы не робкого десятка. Вас не так-то легко напугать, верно? Я вроде начинаю вспоминать: вы работаете на Билли и Пег Бьюэлл.

– Правильно.

– Чудо, что ваше жалкое заведение еще не разорилось. Как вы столько лет удерживаете зрителей? Неужто приплачиваете им? Подмазываете?

– Загоняем в угол, – отвечала Оливия. – Мы обеспечиваем качественное развлечение, а в ответ зрители вынуждены покупать билеты.

Уинчелл рассмеялся, побарабанил пальцами по столу и склонил голову набок:

– Вы мне нравитесь. Хоть и работаете на этого высокомерного мерзавца Бьюэлла. У вас хорошая хватка. Стали бы при мне отличной секретаршей.

– У вас уже есть отличная секретарша, сэр, в лице мисс Роуз Бигман, которую я считаю своей подругой. Едва ли ей понравится, если вы наймете меня.

Уинчелл снова рассмеялся:

– Вы знаете