они покинули свое место в строю и бегом устремились к ближайшим холмам, спеша первыми захватить эти укрепления, созданные самой природой. 8. И вот, если бы их попытка удалась так, как замысливалась, ничто бы не помешало уничтожить всех нас, поскольку мы были бы враз окружены и противниками, и друзьями, а итоги бесчисленных битв нашего города, которые мы выдержали за наше первенство, в один день превратились бы в прах. 9. Когда же замысел их провалился, благодаря предупреждению благосклонных богов — ведь я все добрые и достойные деяния возвожу к ним, — после того как моя военная хитрость в немалой мере возбудила во врагах страх, а в вас отвагу — ведь то, что я возгласил тогда в битве: будто бы по моему приказу альбанцы спешат захватить холмы для окружения противника, — это было обманом и моей уловкой. 10. Когда дела пошли так, как нам выгодно, стало ясно, что мы не были бы мужами, какими нам следует быть, если бы не покарали предателей. Ведь помимо неразрывных уз, каковые им надлежало сохранять ввиду нашего с ними родства, они заключили с нами недавно договоры, сопровождаемые клятвами. И вот, не убоявшись богов — а они сделали их свидетелями соглашений, — и пренебрегши самой справедливостью и осуждением людей, не принимая в расчет опасность, если вдруг предательство не удастся им так, как задумано, они избрали ужаснейший способ, чтобы погубить нас, отселенцев и благодетелей, и это — основатели нашего полиса, переметнувшиеся на сторону самых ненавистных и крайне враждебных нам людей».

XXIX. Пока царь так говорил, разразились жалобные вопли альбанцев и всяческие мольбы со стороны как народа, уверявшего, что он не знал ничего о том, что замышлял Меттий, так и начальников, которые ссылались на то, что они узнали о позорных решениях только тогда, когда находились уже в разгаре битвы и не в их силах было ни воспрепятствовать его приказам, ни ослушаться их, а кое-кто уже ссылался на принуждение вопреки их воле в силу родства и свойства с ними. Тогда царь, повелев им замолчать, продолжил: 2. «И для меня, альбанские мужи, не тайна то, что вы приводите в свою защиту, но я считаю, что большинство из вас не ведали о предательстве, и я догадываюсь, что, хотя многие и стали соучастниками событий, как обычно, позорные замыслы долгое время оставались для них тайной, и думаю, что лишь малая часть трибунов и центурионов оказалась среди злоумышленников против нас, а большая часть была обманута и принуждена действовать против собственной воли. 3. Но даже если это вовсе неправда, но всех альбанцев — и вас, здесь присутствующих, и тех, кто остался в городе, — охватило стремление творить нам зло и не вдруг, но уже очень давно было вами решено, то это поставило перед римлянами тяжелую необходимость терпеть несправедливости с вашей стороны из-за родства с вами. 4. А дабы вы не замыслили еще какого-либо беззакония против нас, либо по принуждению правителей государства, либо обманувшись на этот счет, существует одна возможность защиты и предосторожности: всем стать гражданами одного и того же государства и всем считать его отечеством, и, пользуется ли оно счастьем или испытывает несчастья, каждому нести положенную ему судьбой долю. Но пока исходя из различных намерений, что ныне и происходит, мы с вами будем выносить решение о большом и малом, не бывать между нами прочной дружбы. Тем более, если те, кто первым замыслив зло, ожидают, что в случае успеха они получат преимущество, а потерпев неудачу, не подвергнутся по причине родства никакому возмездию, в то время как те, на которых совершено нападение, оказавшись в подчинении, претерпят крайние бедствия, а спасшись, словно враги, не вспомнят зла, что и случается в настоящее время. 5. Так знайте же, что было решено римлянами прошедшей ночью, когда я созвал сенат и предложил сенаторам принять постановление, чтобы город ваш был разрушен и не было дозволено оставить в целости ни одно из строений, ни общественных, ни частных, за исключением храмов; 6. чтобы все обитатели владели теми наделами земли, которыми владеют и сейчас, притом что их не лишат ни рабов, ни скота, ни прочего имущества, и жили бы во все времена в Риме; и чтобы ваша общественная земля была бы разделена между теми альбанцами, кто вовсе не имеет земельных наделов, за исключением владений, принадлежащих храмам, откуда доставляют необходимое для жертвоприношений богам; чтобы я позаботился о строительстве домов, в которых вы, переселившись, будете налаживать свою жизнь, и о том, в каких местах города их расселить, помогая тем из вас, кто более всего нуждается, средствами на обустройство их дел. 7. И чтобы ваш простой люд вошел в состав наших плебеев, распределенный по трибам и куриям, и чтобы в сенат вошли, магистратуры получили и к патрициям были причислены следующие семьи: Юлиев, Сервилиев, Куриациев, Квинтилиев, Клелиев, Геганиев, Метилиев[393]; и чтобы Меттий и те, кто вместе с ним задумал измену, понесли такое наказание, какое мы установим, рассматривая в суде дело каждого из обвиняемых: ведь мы никого не лишим ни судебного разбирательства, ни слова для защиты».

XXX. Когда царь закончил речь, все, сколько было альбанских бедняков, возрадовались тому, что и в Риме поселятся, и надел земли получат, поэтому они громким криком одобрили то, что предлагалось, а более знатные, имевшие лучшую долю, опечалились, оттого что им придется покинуть породивший их город, оставить прародительские очаги и остаток жизни провести на чужбине; но так как они были поставлены перед тяжелейшей необходимостью, им ничего не пришлось говорить. Когда Тулл узнал о желании большинства, он приказал Меттию защищаться, если желает что-то возразить на обвинения. 2. Меттий же, не в состоянии оправдаться перед лицом обвинений и свидетельств, заявил, что альбанский сенат поручил ему это сделать тайно, когда он вывел войско на войну, воззвав к альбанцам, для которых он и стремился вновь обрести могущество, помочь ему и не допустить, чтобы отечество было порушено, а знатнейших граждан захватили бы на расправу. Так как в собрании возникло замешательство и кое-кто кинулся бежать за оружием, окружавшие толпу по поданному знаку подняли мечи. 3. И когда все были устрашены, Тулл вновь встал и произнес: «Для вас, мужи альбанские, не остается возможности ни бунт замыслить, ни ошибку совершить. Ведь если вы осмелитесь тронуться с места, вы будете вот ими убиты, — и показал на тех, кто держал мечи. — Так примите же