вместе. Решение далось мне тяжело — я не хотела оставлять папу одного — но в итоге оказалось благом для всех. И для нас с Машей и Олегом — только после переезда мы смогли по-настоящему стать семьёй, а не просто хорошими друзьями, — и для папы, который спустя два года неожиданно нашёл себе спутницу жизни — вдову на десять лет моложе. Я тогда даже стала терзаться: не мешали ли мы с Машей отцу всё это время? Может, если бы я плюнула на боль, причинённую мне Максимом, и вышла бы замуж за другого, папа тоже раньше нашёл бы себе женщину?

Я не говорила ничего подобного, но папа как-то понял и сам, потому что однажды сказал:

— Меня твой писатель вдохновил на совместную жизнь с Валей.

— Олег? — удивилась я. — Чем? Какой-то своей книгой?

— Нет, не книгой. Выбором. Знаешь, как я всегда делал? Если нет столь же сильных чувств, которые были у меня когда-то к твоей матери — значит, не надо и пробовать. Олег просто доказал мне, что можно поступать иначе.

Да, Олег доказал. Не только моему отцу — нам всем, и себе в первую очередь.

Первое время я часто думала о том, что отношение ко мне Бестужева продиктовано всего лишь его разумом, рассудком, и почти не затрагивает сердце. Поначалу было неуютно, когда я об этом вспоминала, но затем я как-то привыкла и перестала обращать внимание. Тем более, что вёл себя Олег всегда очень хорошо, учитывал моё мнение по любому вопросу, не обижал и что особенно было радостно для меня — не заглядывался на других женщин. И не возражал, когда я заявила ему, что хотела бы наладить отношения с его матерью, а для этого её нужно приглашать в гости, а не только по телефону с ней разговаривать. Вздохнул страдальчески, но не возразил. И да, кстати — отношения мы действительно наладили. Конечно, Галина Дмитриевна не стала другим человеком, но мы общались и даже праздновали вместе кое-какие даты. И бабушкой она была неплохой — эдакая бабушка-праздник, всегда весёлая и беспечная, — причём и для Маши тоже. За то, что Галина Дмитриевна весьма сердечно отнеслась к моему ребёнку, я ей вообще все грехи простила. В конце концов, кто из нас без них? А намеренно гадостей она не совершала, да и за Олега всегда переживала, пусть и своеобразно — излишне настойчиво.

Редакция, которую Герасимов-старший решил назвать, как есть — редакцией Олега Бестужева, — появилась в издательстве ближе к лету, когда Олег дописал свой роман, в конечном итоге превратившийся в дилогию, и стал посвободнее. Конечно, он выполнял там только функцию главного редактора, ну и популярного имени, эдакой торговой марки для читателя, на каждой книге даже печатали портрет Олега и его краткую рецензию. Он сочинял их легко и быстро, проглядывая текст, а самим отбором рукописей занималась я и ещё несколько моих коллег. Очень удобно получилось — с одной стороны, я осталась помощницей своего писателя, а с другой — продолжала работать и по специальности, что не могло меня не радовать. И через какое-то время я поняла, что Олег на самом деле только из-за меня и принял предложение Герасимова — ему самому это было не очень нужно, но он понимал, что на должности помощницы я скоро зачахну от тоски. А тут целая редакция! Ещё и начали мы с масштабного жанрового конкурса, победителей распределили по сериям, так потом и выпускали. Фэнтези, хоррор, детективы, исторический роман, фантастика и даже детская литература. Меня сделали заведующей редакцией, и мне, мягко говоря, было, чем заняться.

Так продолжалось примерно два года. А потом я забеременела, и Олег, узнав об этом, сделал мне предложение. В своей манере — спокойное и рассудочное, как указ президента зачитывал.

— Слушай, — вздохнула я, поднимая глаза к потолку и откидываясь на спинку дивана. — Я живу с тобой в одной квартире, мы вместе воспитываем мою дочь, и…

— Нашу, — поправил меня Олег, и я запнулась, посмотрев на него с удивлением. А он глядел на меня в ответ и чуть хмурился — теперь я знала: это значит, что он сердится.

— Что, прости?

— Нашу. Маша и моя тоже. Я с ней недавно говорил как раз на эту тему, она согласна.

— Согласна на что? — недоумевала я. И чуть не упала, когда Олег ответил:

— На оформление отцовства. Она вообще уже пару месяцев меня папой называет, только не при тебе — боится, что ты обидишься.

— Без меня меня женили… — пробормотала я, не зная, смеяться или плакать от умиления. Хотя разве я могла ожидать чего-то другого, в самом деле? Эта парочка с первого дня породнилась, и Бестужев что угодно может говорить про разум и рассудок, но Машу он выбрал точно не головой! Душой, скорее.

— Ну так что там насчёт свадьбы? — настаивал между тем Олег. — Давай поженимся? Мне не нравится, что у нас разные фамилии.

— Очень романтично. Всю жизнь о таком предложении руки и сердца мечтала, — съязвила я, скрестив руки на груди. И передразнила: — «Мне не нравится, что у нас разные фамилии».

Олег фыркнул, а потом вдруг встал передо мной на колени, из-за чего я вновь едва не упала с дивана.

— Я люблю тебя, Нин. Будешь моей женой?

Вместо ответа я тупо разрыдалась.

И поймёт меня только тот, кто ждал признания в любви от человека, с которым живёт и которого сам безумно любит, целых три года!

Я поверила Олегу — раз он сказал, значит, и правда почувствовал любовь в своём сердце, понял, как это бывает, когда любишь. Он доказывал мне своё чувство много раз и во время моей беременности, когда исполнял любой мой каприз с вселенским терпением, и после, когда помогал с ребёнком и по ночам, и днём, чтобы я больше спала и отдыхала.

Однако любовь, которой всё же научился Олег, открыла «ящик Пандоры», и почти через год после рождения нашего сына Егора мой муж выяснил, что такое страх.

Егор в тот день