ненависть приходит к концу только тогда, когда человек начинает видеть себя самого во всех одушевленных и неодушевленных объектах и начинает видеть все одушевленные и неодушевленные объекты все существование в себе самом. Ишавасья не говорит, что тогда родится любовь, она говорит: «Тогда ненависть придет к концу».

Для такого заявления есть хорошо продуманное основание. На пути любви нет никакого другого препятствия, кроме препятствия ненависти. Если ненависти нет, любовь расцветает само по себе спонтанно, естественно. Это подобно устранению камня, перекрывающего небольшой ручей. Как только камень отодвинут, ручей течет сам по себе. Подобным же образом камень ненависти давит на вас. Из-за камня ненависти мы не в состоянии видеть наши лица, отраженные в зеркалах всех одушевленных и неодушевленных объектов, не можем мы и стать зеркалами, отражающими все эти объекты в нас самих.

Оба эти феномена случаются одновременно: человек, который может видеть себя самого во всех одушевленных и неодушевленных объектах, во всех животных, во всем существующем, неизбежно будет способен видеть все в себе самом. Человек, для которого весь мир становится зеркалом, сам становится зеркалом для всего мира. Это случается одновременно. Это две стороны одного и того же состояния. Упанишада говорит, что, когда это случается, ненависть исчезает.

Что же тогда рождается? Упанишада не сказала, что тогда рождается любовь, ибо любовь вечна, она есть наша природа. Она не рождается и она не умирает. Например, когда приходит сезон дождей и небо покрывается тучами, солнце скрыто. Тогда можем ли мы сказать, что солнце родится, когда тучи исчезнут? Нет, мы можем только сказать, что солнце, которое всегда было, будет видимым. Когда пришли тучи, солнце не было уничтожено, оно было просто закрыто тучами. Скрываясь за тучами, оно стало невидимым. Тучи исчезнут, и солнце снова засияет. Тучи рождаются и тучи умирают, но солнце всегда есть.

Любовь — это природа жизни, поэтому у нее нет ни рождения, ни смерти. Тучи ненависти рождаются и умирают. Когда рождаются тучи, солнце скрывается. Оно являет себя, когда они исчезают, когда их больше нет. Но любовь вечна, поэтому Упанишада не говорит о рождении любви, она говорит только то, что ненависть умирает и исчезает.

Но как? Эта сутра не так проста, как кажется. Часто случается, что вещи, которые кажутся трудными, не таковы, и точно так же вещи, которые кажутся простыми, не просты. Обычно в простых вопросах скрыта большая глубина и сложность. Эта сутра кажется прямолинейной и простой. Вся формулировка заключена всего в двух строках. Сутра говорит, что человек, который видит себя самого во всех объектах — одушевленных и неодушевленных — и начинает видеть все объекты в себе самом, будет избавлен от ненависти. Но делать все своим зеркалом или быть зеркалом для всею — это великая алхимия и искусство. Нет более великого искусства.

Вот что я слышал. Однажды ко двору шаха Персии пришел один китаец и сказал: «Я пришел из Китая, и я — величайший из художников. Я могу создать такие картины, подобных которых Вы никогда не видели». Шах сказал: «Тогда создай их здесь. Но помни, при нашем дворе нет недостатка в художниках и мне доводилось видеть чудесные картины». Тогда китайский художник сказал: «Я готов принять любой вызов».

Для состязания был выбран наилучший придворный художник. И шах предупредил своего художника: «Используй весь свой талант. Сделай все, что в твоих силах. Теперь это вопрос престижа империи. Смотри, чтобы этот чужеземец не победил тебя».

Для завершения работы художникам было дано 6 месяцев. Иранский художник начал свою работу очень серьезно. С помощью десятка или двух помощников он покрыл всю выделенную ему стену прекрасными картинами. Новость о его картинах достигла самых отдаленных областей, и люди приходили издалека, чтобы посмотреть на его работу. Но наготове было еще более великое чудо. Китайский живописец сказал: «Для моей работы мне не нужны никакие принадлежности и материалы, не нужно мне и никаких красок. Я настаиваю только на одном условии: моя стена должна быть закрыта занавесом, пока картина не будет завершена».

Каждое утро он заходил за этот занавес и снова появлялся вечером в полном изнеможении, с каплями пота на лице. Но особое изумление вызвало то, что он не брал с собой никаких красок и кистей, когда скрывался за занавесом. Не было у него и следов красок на руках и одежде. Император начал подумывать, уж не сумасшедший ли этот художник. Какое могло быть состязание при таких обстоятельствах? Не надо было ждать шесть месяцев, чтобы выполнить условие.

С огромным нетерпением все ждали истечения этих шесть месяцев. Известие о картинах иранского художника распространилось повсюду и вместе с ним прошел слух о его безумном сопернике, который вступил в состязание без каких-либо красок. Вы представить себе не можете, с каким волнением люди ждали истечения этих шести месяцев. Когда срок истек, шах отправился смотреть картины.

Он был очарован картиной иранского художника. В своей жизни он видел много картин, но никогда не встречал картин, выполненных с таким несравненным мастерством. Затем он велел китайскому художнику показать свою картину. Тот отодвинул занавес, закрывающий его стену. Увидев ее, император был поражен. Это была та же самая картина. Китайский художник создал такую же картину, что и иранский. Но с одной дополнительной особенностью: она не была написана на стене, а возникла из глубины стены. Император спросил: «Как ты это сделал? Что это за магия?» Китайский художник ответил: «Я не прибегал к магии. Но я специалист по изготовлению зеркал, поэтому я превратил эту стену в зеркало, полируя ее на протяжении шести месяцев. Картина, на которую вы смотрите, — это отражение картины, написанной иранским художником на противоположной стене. Я просто превратил эту стену в зеркало».

Он выиграл состязание, ибо, сияя в зеркале, иранская картина стала бесконечно более глубокой, чем в оригинале. В зеркале иранская картина приобрела огромную глубину. Она стала трехмерной картиной. Сама иранская картина была двухмерной. У нее не было глубины. Картина китайского художника приобрела трехмерную глубину. Император спросил его: «Почему же ты не сказал нам с самого начала, что ты умеешь делать только зеркала?» Китайский художник ответил: «Я не художник, а — саду, монах». Шах сказал: «Это становится все более и более интересным. Сперва ты не сказал нам, что ты делаешь зеркала, а теперь ты говоришь нам, что ты — саду. Зачем же саду делать зеркала?»

Китайский художник ответил: «Я делаю только зеркала с тех пор, как я сделал себя самого зеркалом и