* * *

Когда Ал поравнялся с калиткой чайного домика, дверь отворилась сама собой, на пороге стояла улыбающаяся мама-сан. Фудзико называла ее Гёко-сан. По дороге сопровождающий Ала самурай рассказал, что хозяйка заведения в прошлом сама была куртизанкой из Миссимы, правда всего третьего разряда. По словам телохранителя, будучи госпожой мира ив, мамашка звезд с неба не хватала, довольствуясь щедротами двух или трех высокопоставленных господ. На чьи деньги она и организовала теперь свой бизнес.

Андзиро — деревня, то, что господин Ябу умудрился организовать здесь чайный домик, было дивно, но вполне объяснимо. Старый маразматик Ябу был одним из давнишних мамашкиных клиентов.

Обычно в этом домике служили госпожи не выше третьего класса, но вот, буквально за последнюю неделю, все изменилось. Госпожа Гёко выписала себе из Нагасаки дивной красоты куртизанок, одна из которых была аж первого класса! Небывалое для деревенской жизни дело!

— Для кого интересно такая роскошь? Думаете, господа Касиги оправдают ее расходы? — спросил самурай. Ал не понимал многих слов, однако смысл до него доходил. — Не иначе как госпожа Гёко прознала из надежного источника, что сюда приедет сам даймё Токугава со своими самураями. Потому как на обычное самурайское жалование с госпожой первого класса не разгуляешься.

Кланяясь и что-то щебеча на ходу, мама-сан открыла перед Алом дверь, проводив его в первую комнату, где он был вынужден, как и предупреждала его Фудзико, сдать свое оружие под охрану телохранителя.

Тот поклонился, и тут же сел на пол, скрестив ноги.

Дверь в комнату госпожи открылась, и Ал сразу же позабыл все те умные советы, которые дала ему наложница. Перед ним в блестящем кимоно темного золота стояла ослепительная красавица.

— Добро пожаловать; Андзин-сан, — весело поклонилась ему куртизанка. На вид ей было двадцать четыре или двадцать пять лет. — Ваша наложница сказала, что вы предпочитаете разговаривать на английском. Мне тоже нравится этот язык.

Она пропустила его в комнату перед собой, задвинув седзи. Первое, что бросилось в глаза Алу, был ломящийся от еды крохотный японский столик. Наверное, малыш в первый раз был нагружен с таким размахом. У Ала потекли слюнки. Точно во сне, он сел на предложенную ему парчовую подушку, и тут же красавица откупорила для него высокую бутылку с длинным горлышком.

— Господи! Виноградное вино, утка в яблоках, свинина! Откуда все это, госпожа?

— В мире ив первоочередным делом считается — любым доступным способом доставить удовольствие господину. — Тсукайко с видом профессионального резчика мяса отделила тонкий кусок превосходной буженины и, подхватив его двумя палочками, положила на тарелку перед гостем. — Доставьте же мне удовольствие, кормчий. Откушайте этот кусочек, запив его добрым анжуйским вином, привезенным моими друзьями португальцами из далекой Франции.

— Госпожа. Я ожидал всего чего угодно от чайного домика в Андзиро, но такое великолепие… — Ал развел руками. — Ради бога, госпожа, ущипните меня, чтобы я понял, что не сплю.

— Я ущипну вас, укушу или зацелую, но немного позже, — рассмеялась красавица. — А пока кушайте. — Она отодвинулась на подушки, стараясь не мешать гостю и наблюдая за ним. Вы должны как следует отдохнуть, дорогой мой. Впереди у нас ночь… — Она прищурилась и завлекающе рассмеялась, показывая Алу изумительные жемчужные зубы. — Господин разрешит мне угостить саке вашего телохранителя? — немного помолчав, спросила она.

— А почему бы и нет, только боюсь, что он не оценит великолепного анжуйского. Да и мясо ему лучше не предлагать. — Ал поперхнулся, и куртизанке пришлось похлопать его по спине.

— А мы и не будем тратить такой замечательный напиток на грубого самурая. — Она хлопнула в ладоши, и тут же, как из-под земли, перед ней возникла миловидная служанка. — Отнеси саке самураю, который сидит за дверью, — попросила она на японском и снова с нежностью посмотрела на Ала. — Вы шли сюда под дождем, будет обидно, если ваш телохранитель теперь заболеет.

— Пусть пьет, если вы разрешаете, — махнул рукой Ал.

— Желает ли господин, чтобы я станцевала или спела? — Алу показалось, что красавица изучает его всего, оценивая, кто он есть на самом деле.

— Не надо ни песен, ни танцев. — Ал вытер влажным полотенцем жирные пальцы, выпил вина и приблизился к куртизанке. — Если не возражаете, я хотел бы сразу же приступить к десерту. — Он приблизил губы к губам Укротительницы Змей и поцеловал ее.

— Действительно, к чему тратить время на бессмысленные занятия, когда и вы, и я — оба прекрасно знаем, для чего вы сюда пришли.

Она поднялась и, взяв за руку Ала, увлекла его в соседнюю комнату. Где-то за седзи зазвучали первые аккорды протяжной и прозрачной японской песни.

Масляные лампы тускло освещали изящное убранство спальни. Медленно, словно профессиональная стриптизерша, куртизанка развязала пояс, позволив ему упасть на пол, нижнее кимоно было цвета светлого золота. Оно полыхало в неровном свете ламп.

Ал почувствовал легкое головокружение и отер лицо, изображение сделалось смазанным, кругом плясали световые блики, силуэт красавицы превратился в колышущееся световое пятно.

«Зачем я так напился»? — спросил себя Ал и провалился в долгий черный сон.

Глава 45

Излишняя добродетель убивает в человеке воина. Милосердный проявит мягкотелость, добрый не убьет врага, который после разделается с ним. Верующий предаст тебя ради своего бога.

В нашем мире можно положиться только на людей злых и недобродетельных — от них, по крайней мере, не ожидаешь ничего хорошего, а значит, и не можешь обмануться в своих ожиданиях.

Из изречений Тода Хиромацу

Ал попытался открыть глаза, но они не слушались. Попытался подвигать рукой или ногой — снова неудача. Он прислушался, где-то совсем рядом потрескивали дрова, должно быть горел камин или небольшой костер. Хотя нет, никакого движения воздуха не было заметно. Значит, все же камин или жаровня.

Ал услышал шелест шелкового кимоно и поспешные шаги. В помещении кроме него были люди. Два голоса: оба женские, один из них явно принадлежал куртизанке, второй, более тихий в вкрадчивый, должно быть, молодой служанке. Ал попытался разобрать, о чем они, но ничего не получилось. Голос Тсукайко звучал резко и повелительно, в то время как голос служанки, скорее, оправдывался за что-то.

Потом Ал услышал стук и торопливые шажки. Прислужница побежала к входной двери. Ал напрягся, пытаясь разобрать, что же происходит. Он был отравлен или усыплен, скорее всего, куртизанка подложила чего-то в его еду или вино. Зачем? Для чего