— Что ты имеешь в виду?

— Она вроде вашего фамильяра… или, — Макария перебрала все подходящие слова в существующих языках мира, прежде чем продолжить, — щита для вас. Вероятно, её создали для отвода глаз от вашего физического воплощения, но это не значит, что у неё не было души, и это не значит, что её смертную жизнь можно обесценивать. Всё, что она пережила, было правдой.

Губы Лины затряслись, ей пришлось сжать их и сделать несколько глубоких вдохов. Значит, Ариана — их мать — на самом деле родила одну дочь. Настоящую Персефону. Только Ариана была всего лишь наследницей, как у неё хватило сил создать Лану? Даже Марк не смог бы этого. В дела наверняка вмешался какой-то бог, способный обмануть самого Зевса… способный создать настолько подробную копию любой вещи или живого существа, что она затмит оригинал.

— Скажи, — задумчиво проговорила Лина, поправляя рукав платья, — кто мог создать её? Родители? Может быть, сын Аполлона, хранитель… или Союз Хранителей, «Протект»?

Макария прикрыла глаза, и белые ресницы оставили на её щеке маленькую снежинку, похожую на те, что добавляют в блестящие тени.

— Точно нет. Мне не знакомы ауры всех богов, и я не могу сказать, чья именно присутствует здесь, но работа отличается особенным мастерством и вниманием к деталям. Изначальную божественную силу вашего смертного тела извлекли и создали из неё эту девушку… Это очень сложный, трудоёмкий и требующий особых знаний процесс. Девушка не просто какая-то копия, а отдельное существо, прошедшее все соответствующие этапы развития, — заключила Макария, подтверждая догадки Лины. — Один лишь великий мастер Олимпа на такое способен.

Тема оставляла больше вопросов, чем ответов, и Лина решила пока не думать о ней. Она вернулась к главному.

— Могу я увидеть… девушку?

Макария кивнула, подняла руку, развернув её раскрытой ладонью к Персефоне, провела по воздуху в сторону и вниз, а затем сказала.

— Богиня девичьих грёз, Мирра…

Воздух рядом с Макарией пошёл рябью, бледная линия тумана на миг разделила две реальности, и появилась Лана, приподнимая пространство, словно плотную завесу. Её серые, некогда длинные волосы, стали короткими и прямыми, едва доходящими до плеч, их покрывала россыпь серебряных звёзд — добродушный, но совершенно незнакомый взгляд, устремился на Лину.

— Моя царица, — Лана склонила голову.

— Мирра, — пояснила Макария, — значит, приносящая покой. Она сама выбрала это имя, сказала, что больше не хочет быть связана со своей смертной жизнью. Помнить всегда тяжело.

Лина вздрогнула.

«Помнить всегда тяжело», — прозвучало у неё в голове, притягивая за собой другие слова. Его слова. — «Тебе было так больно, что ты решила забыть, но я забывать не хотел». Они, словно острые стрелы, пронзили её сердце, оставляя глубокие незаживающие раны. Аиду пришлось помнить, тысячелетия в одиночестве… помнить о них.

— Дай мне с ней поговорить, — шёпотом попросила Лина.

Макария коротко улыбнулась, извлекла одну из своих алых лент и повязала на запястье Ланы. Лента сразу побелела, а взгляд Ланы изменился. Она моргнула, рассеянно посмотрела на Лину, на её царский наряд, корону, и вдруг разрыдалась. Отчаянно и так горько, что Лина немедленно обняла её и разрыдалась вместе с ней.

— Я так виновата, так виновата, — неразборчиво причитала Лана сквозь всхлипывания.

Лина гладила её по спине, не замечая собственных слёз. Она так много хотела у неё спросить, но не знала, как сделать это так, чтобы не причинять Лане ещё большую боль.

— Лин, я была такой глупой… такой глупой, — Лана отстранилась и обхватила себя руками. — Я думала, что стану избранной, а оказалась никем… я ничто…

— Ты моя сестра, — спокойно сказала Лина, вытирая слёзы с её лица. — И ей останешься.

Лана мотнула головой.

— Нет. Лучше я всё забуду. Я стала причиной смерти родителей. Если бы не я, если бы я не сказала Аресу, где они обычно бывают… их любимые места… Понимаешь, Лин? Я их убила… И Морфей обманул меня. Я не смогу быть с ним рядом, если буду помнить. Я вообще с этим не смогу жить, понимаешь?

— К сожалению, понимаю. — Лина погладила её по плечу. — Я не буду тебя осуждать и призывать изменить решение, но я бы хотела, чтоб ты помнила меня… нашу прошлую жизнь. Мы же сёстры…

Лана покивала и всхлипнула.

— Прости, но я обменяла наши воспоминания на напиток Перемен, и теперь, когда они вернулись ко мне, я не чувствую, что заслуживаю помнить… А ещё этот Деймос. Если бы не он, если бы не он…

Лина взяла её за руку.

— Как ты вообще связалась с Деймосом? Зачем?

— Я не хотела… Лин… — Лана зажмурилась, — прости, но я должна сказать. Я хочу забыть всё ещё и потому, что люблю Макса, твоего Макса, Лин. Ещё со школы, когда он сопровождал меня, как наставник. Перед дипломным курсом я призналась ему…

— И что он сказал?

— Отказал, конечно… — сказала Лана, — очень вежливо, но я всё равно обиделась. Сильно. И пошла к Деймосу, назло, хотела заставить Максима ревновать, хотела показать, что могу влюбить в себя кого угодно, даже главу «Протекта», тем более, что он часто появлялся в школе и как-то особенно на меня смотрел. Но Макс не проникся, наоборот стал всё чаще пропадать у тебя, а Деймос всегда оставался рядом. Мне было весело… я… Я была такой дурой.

— Ты в этом не виновата… Из-за твоей особенности на тебя можно было легко повлиять, но ты сильная и смелая. Нужно быть достаточно смелой, чтобы притвориться Персефоной… это не к Дионису во дворец на Олимпе завалиться, Аид мог убить тебя.

— Но спас, — выдохнула Лана. — Звучит как бред… но он мне помог.

Лина посмотрела ей в глаза, и слова пришли раньше, чем она успела их обдумать.

— Поэтому, пожалуйста, цени это и будь счастлива, Лана. Обещай мне.

Лана всхлипнула.

— Счастье? Могу ли я рассчитывать на него здесь?.. Знаешь, Лин, я хотела иной судьбы… но стать божеством тоже неплохо, ведь так?

— Я тоже хотела иной судьбы, только Судьбе не интересно наше мнение. — Лина снова её обняла. Какое-то время они стояли, не двигаясь, и молчали.

Лана всхлипывала, прижимаясь к сестре, а потом вдруг вцепилась в неё и прошептала.

— Дядя Август… будь осторожна, он хочет убить тебя.

Лине удалось сдержаться и внешне никак не отреагировать на эти слова, но промолчать она не могла и ответила таким же шёпотом:

— Я догадалась. Он должен был погибнуть