Вот тогда-то я и вспомнила о ее ночной прогулке к баракам. Объяснение должно быть именно там.

И я собиралась его получить.

3

Утром четверга небо предоставило нам передышку, но ветер задувал с прежней силой.

Весь Кларендон-Хаус гудел, как старый деревянный корабль. Но подвал наконец-то просох, его укрепили дополнительным слоем досок, декорации удалось спасти. Мужчины и их крики о шлангах, лопатах и молотках покинули Кларендон. О декорациях мне рассказал Салливан; он скучал, задрав ноги на стол в кухне и почитывая вчерашний «Джорнал». Увидев меня, он тотчас поднялся мне навстречу, склонил голову, и радость его показалась мне искренней.

– Мисс Мак-Кари, нам не удалось поговорить вчера на похоронах. Примите мои искренние соболезнования.

Я поблагодарила, но беседовать с ним не хотелось. И все-таки – таковы уж люди, или такова уж я – меня немного задело, что Салливан не пожелал продолжить беседу. Он ограничился еще одним поклоном и вернулся к газете. Клару Драме я заметила издалека, она слушала сэра Оуэна, но поздороваться с девочкой я не смогла: Нелли сообщила, что медсестер собирает Понсонби.

Когда я вошла, остальные уже были на месте. Присутствовала и миссис Мюррей, но, к ее чести, хочу отметить, что старушка благоразумно воздержалась от произнесения того, что мы заранее ожидали от нее услышать; по временам она награждала нас косыми взглядами, всегда означавшими «ведь я же предупреждала» высотой с египетскую пирамиду. Понсонби тоже повел себя необычным образом. Речь его была краткой и проникновенной, и я до сих пор не знаю, не явилась ли первая особенность причиной для второй. Он так расчувствовался, что сумел правильно произнести имя Мэри Брэддок и не поправлял себя после каждой фразы.

– Досточтимые леди. В течение долгих лет, с самого основания, когда этот дом начал служить своим прославленным пансионерам, мисс Мэри Кристина Брэддок отдавала ему свои силы, свой здравый смысл, свою доброту, сначала учась у старших, когда она еще не была старшей медсестрой, а затем помогая новеньким в должности старшей медсестры и проявляя уважение ко всем…

Только в конце Понсонби отчасти утратил концентрацию – сразу после того, как он назначил Нелли старшей медсестрой до принятия окончательного решения по этому вопросу. Понсонби, я уже говорила, имел привычку произносить свои торжественные речи, постукивая по френологическому черепу, который до вчерашнего дня украшал стол в его кабинете. Я знала, что полицейские сломали редкий череп во время допроса. Вследствие этого Понсонби был вынужден постукивать по воздуху, и это его сильно сбивало.

Разумеется, отсутствие черепа оказалось более чем веской причиной для ошибки в самом конце речи:

– Итак, леди, мы возвращаемся к работе. Именно этого желала бы и сама мисс Пэддок.

Никто его не поправил, мы все скорбели. Только миссис Мюррей опустила спицы и сказала свое слово:

– Запомни, Понсонби: Пэддок – это имя демона, проклятого колдуна.

– Будь я на его месте, я бы немедленно потребовала у полиции возмещения убытков, – сказала Нелли, когда мы вышли из кабинета.

– Из-за черепа? – удивилась Сьюзи.

– Это был медицинский череп, – изрекла Нелли с новоприобретенным начальственным выражением, освоить которое ей не составило труда.

Вообще-то, происшествие с черепом казалось мне скорее потешным эпизодом посреди большой трагедии. И подтверждением полицейской бесцеремонности.

Череп сломали не при мне, а при Нелли, хотя все мы, конечно же, если не видели, то слышали: ведь мы ждали за дверью кабинета Понсонби, когда нас вызовут на допрос.

Это случилось наутро после смерти Мэри. Сначала мне заново представился агент Лоусон – тот, что с седыми усами; на сей раз Лоусон выглядел гораздо более озабоченным, как будто случай Арбунтота был вполне ожидаем для пациента, похожего на «разбитый горшок», но Брэддок – это совсем другое дело, «спектакль на морском берегу», как выражаемся мы в Портсмуте: все это видят, все поражены, а единственное объяснение этому явлению – оно случилось, и все тут. Лоусон воспользовался для допроса кабинетом Понсонби и вызывал нас внутрь по одной. Его удары по точкам над i звучали куда глуше, чем неделю назад.

Прошло чуть больше часа. К Лоусону уже присоединился агент Бёрч, все такой же отчужденный, молчаливый и бородатый, в фуражке до самых бровей. Сьюзи и Нелли обратили внимание, что Бёрч беспрестанно сжимал и разжимал кулаки – это было как тик.

Вот тогда это и произошло. Лоусон повторно вызвал Нелли, чтобы согласовать между собой показания медсестер, а потом она сама пересказала нам все происходящее в подробностях (для нас это были шум и голоса за дверью): Лоусон еще раз спросил, почему Нелли считает, что Мэри Брэддок в последнее время вела себя «странно», а Нелли, высокомерная Нелли, его отбрила: «Я уже сказала все, что имела сказать по этому поводу».

Именно в этот момент Бёрч выскочил из угла (по выражению Нелли, как обезьяна), схватил череп с размеченными френологическими зонами – предмет не то чтобы величайшей ценности, но все-таки нечто большее, чем обыкновенная безделушка, – и со всей силы грохнул его об пол. Теменная кость отскочила к туфле Нелли, Нелли завопила. Даже Лоусон от неожиданности побледнел, но тотчас же отыгрался на медсестре: «Вот видите! Рекомендуем вам отвечать на наши вопросы, миссис Уоррингтон, иначе мистер Бёрч впадает в крайнее беспокойство».

Бедняжка Нелли расплакалась, пол был усеян обломками черепа, она повторила всю историю, а еще упомянула, что пересказывала ее и мне тоже. Я ее за это не виню.

И хотя полицейские допросили и меня по второму разу, при мне никакой череп – ни живой, ни мертвый – не крушили, а потом Лоусон принес Понсонби извинения за причиненный ущерб, и агенты наконец убрались восвояси. Я, повторюсь, посчитала такое поведение вполне обыкновенным для полицейских. Я всегда утверждала, что полиция должна быть немного грубой, потому что люди достойные в большинстве своем не грубы, а вот злодеи – да. А что противопоставить грубияну, если не собственную грубость?

После собрания у Понсонби мы разошлись по своим делам, но прежде договорились снова встретиться на очередном заседании «Медсестер за чаем», в память о Мэри. Эта идея пришла в голову Сьюзи, мне она тоже сразу понравилась.

Еще и потому, что так быстрее пролетит время, оставшееся до исполнения моего плана.

4

Когда я пришла к мистеру Икс, атмосфера в комнате снова была невыносимой.

Здесь устроили искусственный полумрак: задернутые шторы и пара зажженных ламп. А еще здесь было полно курящих джентльменов, не курил только мистер Икс, кресло которого было обращено к двери.