Они стояли в тени у стены, высокие жуткие существа, абсолютно одинаковые, с бледно-серой кожей, полупрозрачной, как дымчатое стекло, и громадными глазами, в которых клубился светящийся синевато-зелёный туман. Их волосы, длинные и блеклые, колыхались мутными прядями, подобно туману под ветром, а совершенно обычная одежда бойцов казалась слишком плотской для их призрачных тел. На их настоящих кожаных поясах висели ненастоящие мечи из бледного, слабо мерцающего света: слева длинный, а справа короткий.

От тел этих существ волнами исходил пещерный холод, а краски всех вещей вокруг них поблекли.

Встретившись со мной взглядами, призраки отвесили глубокие здешние поклоны – «взяли прах от ног», как бойцы Тхарайя. В этот миг я подумала, что, вероятно, эти создания не так запредельно ужасны, как мне показалось в первый момент.

– Прости нас, госпожа, – сказал, вернее, прошелестел каким-то потусторонним змеиным звуком один из них. – Мы не могли не показаться тебе. Наш господин, принц Тхарайя, мог бы разгневаться, если бы ты совершила нечто неловкое, не зная, что за тобой наблюдают мужчины. Он просил тебя предупредить.

Ах, они друзья Тхарайя, подумала я, чувствуя, как накатывает горячая волна облегчения, и улыбнулась. Ну, слава Господу. Как бы ни выглядели друзья Тхарайя, они и мои друзья тоже.

– Кто вы? – спросила я, окончательно взяв себя в руки. Ужас в глазах моей свиты мало-помалу сменялся любопытством.

– Он – Хи, а я – Ла, – сказал второй. – Мы близнецы, воины из Города Теней, телохранители принца. Знай, что мы охраняем тебя и твоё дитя по его приказу.

– Я вижу, наш облик пугает тебя, – сказал Хи. – Прости, обычно мы не склонны мозолить людям глаза. Мы только хотели избежать стыдных случайностей. Вообще-то нас называют незримыми стражами…

– Да, – шепнул Ла. – Больше ты нас не увидишь.

Я опомнилась и вдруг поняла, что за создания нанесли мне визит.

– Ну что вы! – воскликнула я, улыбаясь как можно любезнее. – Это я просто растерялась. С непривычки, понимаете? Наверное, Город Теней – очень интересное место, да?

Близнецы переглянулись и улыбнулись почти человеческими улыбками.

– Интересное, госпожа, – кивнул Хи. – Но люди там не бывают.

– Во всяком случае, до тех пор, пока… – начал Ла, но запнулся и замолчал.

– Пока живы? – предположила я, стараясь, чтобы они не заметили моей оторопи.

Они снова переглянулись и кивнули. С тенями было непросто вести светскую беседу.

– Э-э, молодец, Лилес, – вдруг сказала Сейад. – Хорошие мальчики. Ишь, мать Сейад их разглядела не сразу, солнца там, у них, нет, город – на самом берегу. Нечасто доводилось таких встречать, не хотелось бы и впредь, но эти – пусть. На них след Тхерана. Пусть охраняют.

– Ла, Хи, я была рада знакомству, – сказала я, уже окончательно воодушевившись и осмелев. – Может, хотите кавойе? Или фруктов?

Это весьма их позабавило: они рассмеялись ледяным смехом, похожим на шелест дождя осенней ночью, щурясь, показав длинные, как у змей, клыки. И я, снова чувствуя холодок жути, подумала, что эти создания, скорее всего, едят вовсе не фрукты, но из вежливости тоже улыбнулась.

– К тебе идут, госпожа, – сказал Хи, прислушавшись.

– Да, – кивнул Ла. – Эрлие и Зумруа, кастраты госпожи Бальшь. Им приказано принести обед для твоей свиты. Мы удаляемся.

С этими словами, тая, как струйки дыма, близнецы вошли в стену и пропали из виду, прежде чем открылась дверь в покои.

Кастраты государыни навязались прислуживать мне за обедом.

Отделаться от них вежливо не удалось, хоть и очень хотелось. Они получили приказ учить меня придворному этикету – и принялись за дело с жаром, пожалев только, что Тхарайя преуспел в моём обучении до них. Эрлие, высокое и жеманное создание, похожее на худую девицу-переростка, с накрашенными глазами, томными и злыми одновременно, был ещё терпим, оттого что молчал, очень изящно и аккуратно накрывая на стол, и только время от времени бросал на Шуарле взгляды, исполненные презрительного превосходства. Но Зумруа, рослый, рыхлый и нескладный, ярко раскрасивший губы и носящий длинную косу, оказался положительно несносен. Он заглядывал мне в глаза, приторно улыбался, несколько раз выразил восхищение моей дружбой с госпожой Бальшь, сообщил, что я сказочно прекрасна и что меня только нужно по-человечески причёсывать и одевать, предположил, что прочие принцессы будут счастливы со мной побеседовать, и в конце концов шумно пленился моей безмерной снисходительностью к слабым, ничтожным, несветским и вдобавок неряшливым особам.

Это оказалось последней каплей в чаше моего терпения.

– Зумруа, – сказала я, – ты, вероятно, знаешь, что госпожа Бальшь назвала меня хозяйкой этих покоев?

Он «взял прах от ног»:

– Конечно, госпожа Лиалешь. Государыня всем так и сказала.

– А разве слуги учат хозяев? – спросила я.

Он замолчал, но, кажется, скорее не смутился, а рассердился. Я посмотрела на Раадрашь, заручившись её безмолвной поддержкой, – было похоже, что нынче она заранее согласна со мной, когда дело касается дворцовых интриг – и придвинула блюдо с лепёшками-лепестками и миску с бараниной в медовом соусе к Шуарле и Сейад, которые сидели в сторонке. Сейад тут же обмакнула лепёшку в соус, будто не было поступка естественнее; глядя на неё, Шуарле довольно неуверенно оторвал себе кусочек – это он-то, с которым мне случалось делить последний кусок пополам!

– Шуарле, – сказала я как можно веселее, – помнишь, как мы с тобой ели в предгорьях Хуэйни-Аман копчёную курятину?

– Ты ела, госпожа, – улыбнулся он. – Мне от ужаса кусок в горло не лез. Помнишь чудовище высотой с дерево и толщиной с башню?

Раадрашь хихикнула. Эрлие наблюдал за нами неодобрительно, но молчал; Зумруа молчать не умел.

– Госпожа Лиалешь! – не выдержал он уже через две минуты. – Разве позволительно особе королевской крови делить трапезу с рабами?!

– Сейад – не рабыня, – сказала я очень холодно. – И тебе надлежит называть её «госпожой наставницей принца» и брать прах от ног. Это приказ. А Шуарле для тебя – господин смотритель покоев принцессы Лиалешь. Он имеет особые заслуги передо мною, и я не желаю, чтобы это оспаривалось рабами, заслуг не имеющими.

Зумруа поджал губы, но не нашёлся, что ответить. Зато вставил слово Эрлие; голос у него был именно такой, какой полагается кастрату по разумению моих соотечественников: чистый и нежный, как у Божьего вестника, зато тон отменно змеиный.

– Прекраснейшая госпожа, – сказал он, – никто, кроме самых отъявленных глупцов, не станет, конечно, обсуждать с тобой достоинства твоих слуг… Но посоветуй господину смотрителю покоев иногда умываться и причёсываться, а также одеваться в соответствии со статусом. Иначе господин смотритель твоих покоев попадётся на глаза настоящему смотрителю тёмной стороны Дворца… и, возможно, вспомнит, как сильна может быть