Начало кризиса не вызвало немедленной стратегической реакции ни одного из основных международных игроков, за исключением Индии. В октябре 1970 года президент Пакистана Яхья Хан позвонил Никсону в связи с сессией Генеральной Ассамблеи ООН, в тот самый случай, когда он должен был передать Пекину выраженную президентом заинтересованность в открытии отношений с Китаем. Он сказал нам, что намеревался провести выборы в декабре, после которых, как он ожидал, Восточный Пакистан окажется разделенным на фракции, что позволит ему продолжать эксплуатировать разногласия среди бенгальцев.

Но выборы в декабре 1970 года дали результат, противоположный ожиданиям Яхья Хана. В Восточном Пакистане абсолютного большинства голосов добилась Авами Лиг, политическая партия, выступающая за автономию Бангладеш. К марту следующего года порядок в Восточном Пакистане был нарушен, и под руководством шейха Муджибура Рахмана была провозглашена его независимость - или, как считал Западный Пакистан, отделение.

Стремясь восстановить контроль в Восточном Пакистане с помощью систематического насилия, Яхья Хан отменил избирательную систему и объявил военное положение. Результатом стало ужасающее кровопролитие и потоки беженцев, бежавших из Восточного Пакистана, в основном через границы Индии. В то время как Исламабад рассматривал всю проблему как внутреннее дело и отвергал иностранное вмешательство, Индия увидела в кризисе возможность положить конец стратегическому окружению. Заявив, что растущее число бангладешских беженцев на ее территории истощает ее финансы, она начала организовывать их в антипакистанские партизаны.

В Соединенных Штатах новости о разрушительных человеческих жертвах конфликта произвели немедленный эффект, поскольку борьба в далекой Южной Азии слилась с существующими внутренними дебатами о характере американской власти и моральных проблемах, поднятых Вьетнамом. Администрация Никсона подверглась страстной критике за то, что ее реакция не включала, как многие хотели, публичное осуждение Западного Пакистана с большой силой. В американском дискурсе о ситуации в Восточном Пакистане продолжали доминировать защитники прав человека, некоторые из которых вышли на страницы крупных газет, чтобы призвать Никсона к принятию в основном символических жестов.

Предложения варьировались от поддержки миссии ООН по установлению фактов и присутствия Красного Креста в Восточном Пакистане до приостановки всей военной и экономической помощи США Западному Пакистану. Для американских руководителей того времени, однако, расчеты были гораздо сложнее. Западный Пакистан уже был достаточно вооружен, и, к сожалению, ни эмбарго на поставки оружия, ни приостановка помощи не могли отвлечь пакистанских лидеров от того, чтобы повернуть свою армию против народа Восточного Пакистана. Конечно, такие меры продемонстрировали бы неодобрение США пакистанских бесчинств, но они также ослабили бы американские рычаги влияния и поставили бы под угрозу зарождающийся путь к Китаю, для которого Пакистан был нашим главным посредником.

Парадоксально, но критики приравнивали реакцию администрации на этот последний кризис к ее поведению во Вьетнаме - но на диаметрально противоположных основаниях: в Восточном Пакистане виной было отсутствие вмешательства США в далекий кризис, описанный так, как будто Америка потворствовала беззаконию; во Вьетнаме Америка была осуждена за продолжающееся участие.

Сдержанность Вашингтона в публичном участии в кризисе не была связана с бесчувственностью (хотя некоторые внутренние обсуждения не отражали морального возвышения); Белый дом Никсона был сосредоточен на открытии Китая, а трагедия, разворачивающаяся в Восточном Пакистане, совпала с датой и повесткой дня моей предстоящей секретной поездки в Пекин и осложнила наше общение. Более того, Пакистан был союзником США по договору в рамках соглашения SEATO (Организация договора Юго-Восточной Азии), заключенного госсекретарем Джоном Фостером Даллесом в 1954 году.

Ни одна политика Никсона никогда не была настолько одномерной, как это приписывалось нам в развитии пакистанского кризиса, в котором обвиняли его неприязнь к премьер-министру Индии Индире Ганди. Конечно, ее яростная критика политики США в холодной войне, и особенно во Вьетнаме, долгое время была раздражителем - но и только. В любом случае, реальная политика была гораздо сложнее. Как только в начале марта начался кризис, сотрудники СНБ пришли к выводу, что вероятным - и желательным - результатом будет автономия Восточного Пакистана и в конечном итоге независимость. Но мы хотели достичь этой цели, не бросая прямого вызова Пакистану и не разрушая наши каналы связи с Китаем.

Белый дом одобрил масштабную продовольственную помощь для облегчения положения беженцев из Восточного Пакистана. Мы также провели тайные переговоры ЦРУ с представителями Авами Лиги с целью установления контактов для возможных последующих официальных переговоров. Госдепартамент также был уполномочен установить контакты между Авами Лиг и Индией; однако эти усилия были отвергнуты Индией, целью которой было побудить Восточный Пакистан не просто добиваться политической автономии, но и отделиться. В целом, суть американской политики на первом этапе (примерно с марта по июль 1971 года) заключалась в том, чтобы предотвратить перерастание регионального кризиса в глобальный и поддержать возможную трансформацию холодной войны через открытие Китая.

Обе цели были осложнены моим тайным визитом в Китай. По пути в Пекин в июле 1971 года через Сайгон, Бангкок, Нью-Дели и Исламабад - и особенно во время пребывания в двух последних столицах - я познакомился с различными взглядами на кризис в Южной Азии. Индийская позиция - особенно позиция премьер-министра Ганди - была сосредоточена не столько на проблеме беженцев, сколько на создании Восточного Пакистана как независимой страны. Находясь в Индии, я рассказал об американской поддержке в вопросе беженцев, особенно посредством поставок продовольствия, и о наших усилиях по налаживанию диалога с Авами Лиг. Хотя мои индийские собеседники были внимательны и вежливы, они в основном - и очень сильно - стремились превратить то, что в то время было половиной заклятого врага на их восточной границе, в новую страну, которая будет нейтральной или даже дружественной по отношению к Индии. В своем докладе Никсону я поднял вопрос о том, что Индия может действовать в соответствии со своими геополитическими взглядами и разрешить кризис путем решительного военного вмешательства в Восточном Пакистане - агрессивный шаг, который может вызвать ответную реакцию со стороны Китая, давнего союзника Пакистана.

На следующей остановке, в Исламабаде, откуда следующим утром я должен был вылететь в Китай, я встретился с президентом Яхья Ханом и министром иностранных дел Султан Ханом. В своем отчете Никсону я подвел итог обсуждению вопроса о Восточном Пакистане:

Я подчеркнул важность попытки разрядить эту проблему [Восточного Пакистана] в течение следующих нескольких месяцев. Одним из способов сделать это, как я предположил, может быть попытка максимально отделить, по крайней мере, в международных глазах, проблему беженцев от проблемы восстановления политической структуры Восточного Пакистана. Если попытаться это сделать, то для Пакистана было бы важно собрать в единый пакет несколько крупных шагов, призванных оказать значительное