Шрифт:
Закладка:
– О, боже, – выдыхает еле слышно Геля.
– У меня нет доказательств всего этого. Сама понимаешь, о таком не пишут в прессе, таких людей, как твой отец, не привлекают к уголовной ответственности. Это вопрос мести. Только так в нашем мире решаются подобные проблемы.
– И твой отец поклялся отомстить моему, да?
– Да.
– Почему он не сделал этого раньше? У папы тоже есть сыновья. Боже, звучит отвратительно.
– Потому что смерть ни одного из них не ударит по нему так же сильно, как Илюхина – по моему отцу. Мой старший брат был правой рукой отца, его помощником и компаньоном. И продолжателем рода. У невесты Илюхи после его смерти замер плод. Фактически наша семья лишилась не одного, а двух наследников. Ребенок брата умер на седьмом месяце прямо в утробе матери.
– Господи, какой кошмар, – Ангел начинает всхлипывать, но я не могу сейчас ее успокаивать. По-садистски хочу, чтобы она почувствовала весь ужас этой ситуации. Чтобы понимала масштабы трагедии.
– Когда появилась ты, я на самом деле хотел отдать тебя отцу, – выдерживаю паузу, чтобы она могла осознать каждое слово. – Ты мне понравилась, и я хотел сначала поиграть с тобой, трахнуть пару раз, а потом принести отцу на блюдечке. Может, даже хотел влюбить в себя, чтобы манипулировать твоим отцом.
– Ты мне омерзителен, – говорит она тихо, и эти слова взрывают мои внутренности.
– Потом я влюбился в тебя, – игнорирую ее слова и боль в груди. – Но отец узнал о нас и сказал, чтобы я привел тебя. Он хочет поставить твоего перед выбором: ты или он. Кто-то один обязательно должен умереть.
– Какие вы… отвратительные, – срывается она на плач. – Монстры. Бездушные твари. Все вы.
Поворачиваю голову как раз в момент, когда Ангел закрывает лицо ладонями, начиная рыдать.
– Поэтому мы здесь, – добавляю тихо. – Чтобы он не смог убить тебя.
– А отца?! – она резко отрывает руки от лица и садится на кровати. – Его можно убить?! Он единственный человек на этой планете, кто любит меня!
– Не единственный, – отвечаю мрачным тоном.
– Он единственный родной мне человек, понимаешь?! Потеряю его – останусь одна в этом мире! Тебе не понять, у тебя целая семья! А у меня только он! Пусти меня.
Геля пытается встать с кровати и толкает меня в спину.
– Отсюда не сбежать, Ангел, это остров.
– Пусти я сказала!
Встаю, позволяя ей подняться. Геля с трудом поднимается, постоянно кривясь от боли, и медленно, слегка согнувшись, идет на выход.
– Куда ты?
– Оставь меня в покое! – рявкает она. – Хочу побыть одна!
Я наблюдаю за тем, как она покидает комнату, а потом иду следом. Когда за ней закрывается входная дверь, становлюсь у панорамного окна. Ангел медленно бредет по песку к морю. Открываю входную дверь, чтобы в любой момент иметь возможность сорваться и добежать до нее, если она задумает дурость нырнуть в море, чтобы утопиться.
Но Ангел, конечно, этого не делает. Присаживается на шезлонг и смотрит на воду. Ее плечи подрагивают от плача, и она обнимает себя. Ерзает на месте, похоже, в поиске удобной позы, а потом ложится и лежит так следующие два часа.
Приношу плед, чтобы укрыть ее, потому что с заходом солнца стало прохладнее. Геля спит. Вздрагивает во сне и всхлипывает. Лицо опухшее от плача, губы искусанные. И все равно она самая красивая и самая желанная на свете.
Укрыв Ангела, сажусь на соседний шезлонг. Курю, глядя на море, и думаю. Что я буду делать дальше – пока непонятно. Отметаю мысль о том, что лучше всего защитит Ангела только ее отец. Я не могу отдать ему ее, Полкан спрячет мою девочку, и, вполне возможно, я никогда больше ее не увижу. К себе тоже не могу привести. Отцу плевать, что я там чувствую к ней. Он просто закинет ее в жернова.
Когда на улице окончательно темнеет, поднимаю Гелю на руки и заношу в спальню. Укладываю на кровать, убираю с лица растрепавшиеся волосы и укрываю пледом. Сажусь на край кровати и смотрю на своего Ангела в свете луны, пробивающемся через большие окна.
– Что будет дальше? – внезапно спрашивает Геля охрипшим голосом и приоткрывает опухшие веки. Смотрит так, что хочется попросить ее снова злиться на меня и выкрикивать проклятия. Потому что этот уязвимый, полный боли взгляд распарывает мои внутренности.
– Пока не знаю, – качаю головой и, сдавшись, отвожу взгляд. Не могу сейчас смотреть ей в глаза. – Завтра выясним.
Встав, наклоняюсь и целую ее в висок, задержавшись губами на коже на секунду дольше, а потом, не глядя на Ангела, выхожу из спальни. Теперь мне надо побыть одному и подумать. Только уже не о том, как каждому из нас больно, а о том, что делать со всей этой поебенью, творящейся в нашей жизни.
Глава 52
Демон
Пролежав в гостиной примерно час, возвращаюсь в спальню. Помню, что Ангел просила о пространстве, но сейчас не могу не касаться ее. Такое ощущение, что, как только я выпускаю ее из рук, она подвергается еще большему риску. Херня, знаю, и все равно так чувствую.
Ложусь позади Гели и обнимаю ее. Она разворачивается в моих объятиях и жмется теснее. В комнате холодно, так что я набрасываю на нас еще и покрывало, болтающееся в изножье. Не хочу сейчас тревожить Ангела, чтобы забраться вместе с ней под одеяло.
Я дрейфую на грани сна и реальности, пока в моей голове одна за другой строятся схемы выхода из сложившейся ситуации. Раньше я воспринимал фразу “И овцы целы, и волки сыты” не так остро, как сейчас, когда в голову приходит новая концовка, которую постоянно озвучивает Герман: “И овцы целы, и волки сыты, и пастуху вечная память”. Так кто же будет этим пастухом, а? Как сделать так, чтобы в наших семьях больше не было жертв?
В голове тут же всплывают воспоминания двухлетней давности. То, как мама плакала над гробом Ильи. Как я давал обещание, держа холодную руку брата. Как проклинал всех, в ком течет кровь Полкана. И что сейчас? Это, блядь, наказание какое-то?! Карма?! Как могло случиться, что я влюбился в дочь кровного врага?!
Приоткрываю глаза и смотрю на Ангела. В темноте
