В понедельник удушливое чувство достигло пика. К нему еще бессонница подключилась. Удивительное дело: в кровати у Снежинки выспался, а дома глаза как у зомби. Вроде и спать хочется, а стоит только лечь, бодрость заливает. Ну и мысли об Ульяне, ее губах, заднице, которую охота потрогать.

На пары я приехал с опозданием, пробки: нелепая авария на перекрестке, женщины кажется, никогда не научатся водить. Вошел в здание и сразу в раздевалку, физра ж первая. Скинул вещи, оделся в спортивки, захлопнул дверь и направился вдоль коридора. Телефон пиликнул, я остановился, разглядывая очередной спам-прикол от банков. А потом опешил. Во всех смыслах этого слова.

Игнат нес Ульяну на руках. Прижимал ее к своей груди, а она обвила руками его вокруг шеи и что-то смущенно говорила. Они оба были в спортивной форме, кроссах. Прошли мимо меня, словно мимо пустого места или старого столба, на который наклеивают объявления о купле-продаже.

С минуту я прибывал в каком-то шоковом состоянии. Ничего не чувствовал, кроме образовавшейся пустоты в легких. Меня никогда не задевало подобное отношение. Плевал я на парней девушек. Мужчиной движут желания. В данном случае потра*ться. Но сейчас во мне что-то сломалось. Треснуло и воткнулось в тот самый орган, что сидел с левой стороны. Я не моргал, смотрел в стенку и видел только улыбку Ульяны, улыбку, которая, твою мать, принадлежала Игнату.

Именно в этот момент, пришло яркое осознание – ревность. Я никогда никого не ревновал. Можно, конечно, долго и нудно откидывать эту слизкую мысль. Однако вот она – на поверхности. Я был собственником с головы до ног. Я не знал этого, не понимал. Теперь понимаю.

Руки сжались в кулаки, челюсть свело до боли в зубах. Я развернулся и пошел в сторону этой веселой парочки. Не быстрым шагом, а едва слышным, как проклятая тень, как долбанный сталкер, преследующий свою жертву.

Они свернули в медкабинет. Я остановился в проеме, продолжая тайно наблюдать, и сдерживать волну безумия. Вены натянулись до боли, меня переполнял адреналин. В ушах долбили ритмы от сердца, которое спятило, которое изливалось ревностью. Игнат усадил Ульяну на койку, что-то сказал ей, а затем направился к дверям. Я сделал шаг назад, скрываясь за стенкой, мы не должны были пересечься. Иначе не выдержу и разобью ему рожу.

И стоило Митину только скрыться из виду, как я коршуном влетел в кабинет. Снежинка моментально раскрыла свои большие глазища, захлопала ими, опустила виновато голову. Плевать. Не хочу чувствовать это изводящее нытье в груди. Нужен секс – будет секс. Плевать. Ей ведь тоже он нужен. Уверен.

- Что ты… – произнесла Ветрова, но я уже не слушал ее. Сел на кровать, схватил за затылок девчонку, рывком притягивая к себе. Впился в ее губы, жадно, словно вдыхал нотки кислорода словно наконец, ощутил свободу. Как гребаный наркоман, как долгожданная доза. Меня рвало на части от ее губ, от ее неожиданного сладкого стона.

- Ни… – что-то пыталась прошептать Снежинка, пока я скользил ладонью по ее волосам, талии, забираясь под майку. А когда мои руки коснулись наливной груди, я едва сам не застонал. В глазах мелькали искры, кислород не поступал в легкие, меня несло прямиком в бездну. В беспросветную тьму или же в теплоту яркого света. В конце концов, я и сам запутался.

- Ни..к… – я почти стянул проклятую майку с нее, не замечая одной банальной истины – Ульяна не хотела этой близости. Только спустя пару минут, когда ее руки впились мне в плечи, когда язык перестал отвечать ласками, я осознал – мы стоим у разных границ, мы не смотрим друг на друга.

- Эй, - прошептал я, отдаляясь. Сердце бухнуло, потому что так не должно быть. Потому что девушки от удовольствия стонут, а не плачут. Я вскочил с кровати, ощущая, как спину опалили ледяные струи. Руки у меня затряслись, а глаза никак не могли моргнуть.

- Никита, ты… - Ульяна поджала губы, и начала вытирать слезы. Они катились по ее румяным щекам, крупные, и, наверное, очень соленные.

- Я… - в горле застрял камень из урагана чувств. Впервые я не знал, что должен делать дальше, не знал, почему поступаю именно так, не знал, почему человек напротив плачет.

- Ты… - с губ Снежинки слетел стон, я оступился. Меня повело вбок, в сторону маленького стола с медицинскими принадлежностями. Пару маленьких склянок упали на пол, разбиваясь на множество мелких осколков.

Мне вдруг стало мерзко. От самого себя мерзко. Эта наивная хрупкая девчонка смотрела со страхом в глазах, она боялась меня. Она ни в чем не виновата.

- Это была ошибка, - произнес, почти шепотом. Затем развернулся и выскочил из кабинета. Я слышал, как Ульяна крикнула мое имя, но не смог остановиться. Крылья мотылька горят, касаясь огня, он задыхается, он мечется. Я тоже задыхался. Пальцы покалывали, в груди жгло.

Если бы кто-то спросил, чего боится одинокий человек, я бы сказал, он боится другого человека. Боится осознать свою зависимость от него. Чего боялся я? Ее слез. Причинить ей боль. Стать ее узником. Стать узником для самого себя.

Я выскочил на улицу, и впился руками в железный турник. Начал подтягиваться, сжимая крепко железо. Раз за разом, вверх, без остановки, до боли в мышцах, до крови, которая начала медленно стекать на мои губы, от того, что я их кусал. Пока тело окончательно не сломается. Я всегда так делал, всегда пытался заглушить себя. Поэтому пошел на ринг, поэтому разбивал бойцам рожи и позволял делать это ответно. Бил отчаянно. Бил из последних сил. Умирал и возрождался. Почти не дышал, падал в бездну.

Это были мои границы невозврата. Моя личная всепоглощающая темная бездна. Вход туда закрыт. Для всех. Но не дня нее…

- Ник! Новиков! – я спрыгнул с турника, усаживаясь на землю. Облокотился о железный турник, вскинув голову к небу. Свинцовые облака. Маленькие снежинки. Хрупкие. Едва уловимые. Подставь ладонь, и они навсегда исчезнут. Ульяна была такой снежинкой. Она медленно исчезала из моей жизни.

- Никита, - голоса Ромы и Кати не вернули в реальность, разве что немного отрезвили. Я перевел усталый взгляд на друзей, и заметил, как они оба испуганно переглянулись. Ну, вот опять. Страх.

- Неужели