Шрифт:
Закладка:
Смогу ли я когда-нибудь побороть желание сопротивляться и избегать эмоциональной боли?
Нет. Инстинкт отталкивать боль врожденный. Мой пациент однажды сказал: «Желание не расстраиваться — как надежда, оно вечно!» У нас всегда будет возможность самозабвенно страдать от попыток избежать эмоциональной боли. Практика осознанности и самосострадания просто делает эти периоды короче.
Джефф был исключительно умным парнем, компьютерным гением, который постоянно о чем-то беспокоился: о своих детях, работе, деньгах, браке и физическом здоровье. Почти все, на что он обращал внимание, становилось источником беспокойства. В терапии Джефф быстро понял концепцию «то, чему вы сопротивляетесь, сохраняется». Он был идеальным клиентом, усердно занимался формальной медитацией два раза в день по 20 минут и неформальной — всякий раз, когда чувствовал беспокойство, возникающее в течение дня. Спустя месяц, когда я спросил, окупаются ли его усилия, Джефф сказал, что не уверен: он по-прежнему чувствовал беспокойство, несмотря на все старания.
Джефф находился в фазе разочарования. Он практиковался, чтобы быть менее беспокойным, «успокоить [беспокойство]», что является еще одной формой сопротивления. Джефф относился к типу рабочих лошадок и интеллектуалов — понимал, как достичь цели; чуть больше времени ему потребовалось, чтобы почувствовать самосострадание. С этим пониманием Джефф постепенно сместил акцент с работы по развитию самосострадания на то, чтобы просто относиться к себе с добротой, когда становилось плохо. («Это больно. Пусть моя жизнь будет легкой».) Он перестал относиться к самосостраданию как к «проекту» и начал жить в настоящем моменте просто как беспокойный парень, который нуждается в любви.
Интеллектуальные люди изначально считают, что концепция самосострадания — это самосострадание само по себе, но концептуальное понимание — только первый шаг. Устойчивость к дискомфорту — подкорковый процесс, происходящий на уровне кишечника, и самосострадание становится наиболее эффективным, когда действует на этом уровне. Но даже когда сострадание уже глубоко укоренилось, сопротивление будет возникать всегда. Практика необходима все время, пока мы находимся в человеческом теле.
Станет ли когда-нибудь самосострадание автоматическим?
Да, в некоторой степени. Изменения произойдут в вашей жизни, когда вы меньше всего их ожидаете, например, когда запираете ключи в машине или приходите на важное собрание с опозданием на час. Вы можете быть удивлены, осознав, насколько стали понимающим («Думаю, в последнее время я был слишком загружен делами»), а не самокритичным («Ты дурак!»).
У меня была клиентка, Айко, которая не слышала о самосострадании, пока не начала его практиковать. Шесть месяцев спустя, когда Айко описывала свой ежедневный график дедлайнов на работе, я вслух задумался, допускала ли она когда-нибудь, что нужно быть сострадательной к себе. Айко ответила, что одно произнесение слова «сострадание» заставило слезу стечь по ее щеке и смягчило тело. Другой клиент рассказал мне, что слово «доброта» — все, что ему было нужно, чтобы пробудить это чувство. При достаточной практике такие слова, как «доброта» или «сострадание», способны вызвать множество полезных невербальных реакций: смягчение тела, позволение неприятным чувствам проходить сквозь него и любовь к себе. На более поздних этапах достаточно вспышки осознания («Ой!»), чтобы вызвать проявление самосострадания.
Моя проблема — собственное поведение! Как я могу измениться?
Все мы страдаем от менее чем образцового поведения. Эти действия часто берут начало в наших схемах — старых привычках реагировать на угрожающие ситуации.
Цезарь, джазовый музыкант средних лет, был человеком с активизированными схемами поведения «недоверия» и «неудач». Днем он работал в магазине канцелярских товаров и с горечью жаловался, что его таланты не признаны должным образом и не оплачены на данном этапе жизни. Всякий раз, когда начальник спрашивал что-то о его работе, например об общении с покупателями, Цезарь отвечал резко и сердито. Такое поведение привело к появлению у него череды неудовлетворительных рабочих мест.
Я знал Цезаря уже около двух лет, когда жалобы на руководителей стали однообразными. Цезарь тоже заметил это. Он признался, что у него есть проблема с гневом, сокрушаясь, что «испытывать гнев — то же самое, что пить яд, ожидая, что умрет кто-то другой». Цезарь понимал, что решение проблемы — внутренняя работа. Я спросил Цезаря, что значит для него критика начальника. «Я не смогу обеспечить свою семью, — ответил он. — Я один на работе. И никогда не смогу заработать достаточно денег, чтобы заниматься музыкой». Цезарь пошел в своих размышлениях еще дальше: «Я сам — ошибка».
Мы обсуждали доброту к себе как способ преобразовать гнев в зародыше. Цезарь, очень творческий человек, решил визуализировать «фигуру мудрости, обнимающей меня» всякий раз, когда чувствовал себя неудачником. Уже через несколько недель он почувствовал себя менее уязвимым на работе, зная, что у него есть способ утешиться, когда он чувствует нападение, и перестал прятаться за сердитыми репликами.
Обнаружение мягких чувств за жесткими чувствами — в данном случае чувство неудачи за сердитыми словами — дает нам гибкость в решении, как повести себя в ответ на предполагаемые угрозы. Мы больше не обречены на привычные поступки. Не пытаемся буквально изменить жесткие чувства — изгнать их. Вместо этого развиваем мягкое отношение к жестким чувствам, которое дает им шанс измениться самим.
Разве мягкость не лишает нас преимущества? Это действительно лучший способ взаимодействия?
Многие жизненные ситуации требуют психологической стойкости. Некоторым людям, таким как тип «поплавок», или тем, кто страдает от «усталости», вначале могут потребоваться силы для решения жизненных проблем. Их выбор по умолчанию — уступить, что может принести еще больше страданий, если сложится трудная ситуация. Важно установить границы для поведения окружающих, когда оно причиняет нам боль.
Паула, физиотерапевт, четыре года была замужем за мягким, образованным, красивым мужчиной, Кайлом. Его родная семья имела давнюю историю алкоголизма, и после года брака Кайл попал в ту же ловушку. Паула жалела его и наслаждалась его компанией, когда он был трезвым, но со временем поняла, что является единственным кормильцем в семье, а партнер все больше отдаляется от нее эмоционально. Когда Паула поймала себя на том, что заигрывает с коллегой за обедом, она решила, что ей стоит предпринять шаги для решения семейной проблемы.
Кайл отказался признать, что страдает алкоголизмом, поэтому Паула обратилась за помощью в Общество анонимных алкоголиков. В течение следующих трех лет она поочередно жалела Кайла и злилась на его эмоциональную и финансовую отрешенность от нее и их двух детей, а также на нежелание бросить пить. Борьба Паулы была подтверждена на собраниях общества АА, что придало ей решимости обратиться за юридической консультацией по поводу развода. Узнав об этом, Кайл по-прежнему отказывался признать, что у него есть проблемы, обвиняя в алкоголизме Паулу и их несчастливый брак. Паула всегда считала развод последним средством, из-за чего чувствовала себя ужасно, словно Бог разочаровался в ней; попала в ловушку стыда и вины. Постепенно она открылась боли, которую испытывала, приходя каждый вечер с работы домой — к мужу, смотрящему телевизор в компании мартини. «Я заслуживаю счастья, — услышала Паула свой голос. — Мне тоже нужны моменты отдыха. Я не заслуживаю того, чтобы быть одинокой, злой и несчастной все время». Паула ушла от мужа.
