равно через какое-то время реорганизуется. И все наши тактические достижения, освобождение республик, будут бессмысленны. Конечно, людям принять это сложно, но придется. Вчера они были учителями, завтра станут профессиональными военными. Обучение заканчивается.

— Я общался с мобилизованными бойцами под городом. Они искренне не понимают, почему домой не отпустить на побывку. Тридцать минут до дома ехать. Чувствуется, что люди устали. Пять месяцев в окопах, и боец думает только о выживании, он уже не проявляет никакой инициативы. Не я это заметил, книги об этом написаны.

— Думаю, проблема субъективна. У меня есть близкий родственник, который одним из первых пошел добровольцем и воюет где-то под Херсоном. С первых же дней его командир организовал связь с семьями. Чтобы семья не терялась в догадках, что с ним. Не лежит ли он где-то в морге и ждет опознания? Вот сразу было видно, как напряжение в моей семье спало. Все зависит от командиров на местах, начальство не может навязать им модель поведения. Есть возможность ротировать людей и отпускать их в увольнительные. Вот мы сейчас на передовой, но здесь конкретно период затишья. Можно отпустить людей, конечно, потом возвращаться к боевой работе сложно. Но если мы понимаем, что бои будут затяжные и люди проведут в окопах, может быть, и год. А у людей есть семьи, они не берсерки. Нельзя бойцов эксплуатировать, ресурс человека не безграничен. В «Востоке» даже в разгар боев мы находили возможность отпустить бойца хоть на один день домой. Я говорю о тех подразделениях, кто воюет на рубежах ДНР. И нельзя в этом вопросе руководствоваться мыслью «мы сейчас отпустим домой, а он не вернется». Здесь, в лесу, ничего не мешает человеку бросить автомат и убежать, но он воюет. Думаю, если этот вопрос задать начштабу армии, он очень удивится: «А что, у вас на местах этот вопрос не решен?»

СНАБЖЕНИЕ И САМООБСЛУЖИВАНИЕ

Даже на снимках видно, как переоделись армии республик. Если кто-то ходит в железной каске типа дедовских CIU-40, то это эпатаж или дань уважения дедам. Или все вместе.

— Мне показалось, что ручейки военной гуманитарной помощи с весны превратились в потоки. И много «дырок» удалось закрыть с помощью наших добрых людей. Это так?

— Вот мы с тобой сейчас на реальной боевой позиции. За твоей спиной сидят бойцы, в том числе и мобилизованные. Первый вопрос, который я им задал: «В чем нужда?» Ты слышал, как они ответили: «Все в порядке». Я вижу, как за эти месяцы изменился вид мобилизованных частей. Если сначала у них были винтовки Мосина, то сейчас видно — ребята обрастают необходимой снарягой. То есть система гражданской поддержки работает. Вот мы сейчас были с тобой в проблемном месте и встретили там гуманитарщиков аж из самого Челябинска. То есть все регионы России уже вовлечены. По «Востоку» — мы благодаря гуманитарной помощи обновили покрышки на всей нашей технике, от грузовой до медицинской.

ФОРМУЛА МОТИВАЦИИ

Есть устойчивое мнение, что в окопах не говорят о политике. Говорят.

— Ждать ли осенью какого-то политического решения? Не рано ли?

— Моя точка зрения — референдумы нужно проводить везде. Понятно — Донбасс, при выходе на границы нужно проводить референдум о присоединении к России. И мы будем счастливы, если результаты этого референдума в России рассмотрят и примут решение. Сложнее с территориями Херсонской и Запорожской области, которые мы сейчас контролируем. Но я считаю, чтобы люди в нас окончательно поверили… чтобы они понимали, что мы никогда уже не уйдем. Чтобы они не чувствовали себя просто носителями российских паспортов, а понимали, что они уже живут в России.

Вот мы с тобой говорили о мотивации бойцов в окопах. А они же зачастую с трудом могут формулировать для себя цели и задачи войны. Цели нужно упрощать и конкретизировать. Если мы забираем эти земли себе. Если мы возвращаем себе территории, которые по совершенно несправедливым причинам были отторгнуты от России… от русской земли, которую столетиями собирали наши предки. И проливали кровь.

— Эта причина явно выигрывает у денацификации…

— И демилитаризации. Вот эта земля, на которой мы стоим, это же пустоши были всегда. Такая дальняя даль от Киева. И осваива-' ли их русские люди. Россия, Москва изгоняла отсюда турок и татар. А сейчас эти земли оказались под контролем не просто соседнего государства, а враждебных нам сил. Эти враги выглядят как мы, зачастую носят русские фамилии, но воюют против нас. Поэтому нужно забирать и возвращать.

В этом разговоре за кадром остались важные обстоятельства, о которых я не мог написать в тот момент. Я ездил с Александром Ходаковским в только что освобожденное село Никольское, в Свято-Успенский монастырь, где настоятелем был местночтимый святой преподобный Зосима. Старец, предсказавший в 90-х годах прошлого века все, что происходит сейчас. Когда начались боевые действия, монастырь стал убежищем для прихожан. И часть братии осталась, не бросила намоленное место. Мы везли им продукты, генератор, топливо… Но за сутки до нас, не особо скрываясь, в монастырь приехали некие добрые люди на армейских грузовиках. Противник решил, что в монастыре какой-то военный объект… Монастырь обстреливают до сих пор, наступление уперлось в Угле дар.

19 июля 2022 года

НАШИ НЕМЦЫ В ДОНЕЦКЕ

Правительство Германии возбудило уголовное дело против своей журналистки Алины Липп, живущей в Донецке. За неудобные, «политически незрелые» взгляды на войну и жизнь.

«АДВОКАТЫ ЗАПАДА»

В мире все уравновешено, поэтому он до сих пор не рухнул, не развалился, держится. И не случайно с весны 2014 года в Донбассе появились западные журналисты, рассказывающие и снимающие для западной аудитории очень неудобную правду. Я их назвал «адвокатами Запада»: англичанин Грэм Филиппе, «Гриша», или «Грэмуш-ка»; американец Патрик Ланкастер; итальянец Витторио Ранжело-ни — «Витя»; и, наконец, пару лет назад к нам приехала немка Алина Липп. Сначала появлялась здесь наездами, а потом так и осталась — затянул ее центростремительный «Русский мир». С Алиной я знаком не был, но узнал ее сразу по белой кепке с циничной надписью «Иностранный агент». Разговор начал традиционно, по-донецки:

— Привет, вода дома есть?

Алина не удивилась, смеясь, четко дала правильный отзыв на пароль:

— Пока есть. Два часа в день, утром и вечером!

Алина очень хорошо говорит по-русски, без акцента, лишь иногда смягчает согласные. В происхождении Алины и в ее судьбе есть что-то символичное, это проекция нашей новейшей истории. Причем и России, и Германии. Отец Алины познакомился с будущей женой в разгар «горбачевской разрядки» и нашей отчаянной, взахлеб, дружбы